— Верни детей, или я разорву контракт с твоим мужем! — кричала в трубку мать Анны

Дождь бил в единственное незаклеенное окно панельной двушки. Маринка прижала телефон мокрой ладонью, будто боялась, что сестра вырвет его сквозь сотни километров. На полу валялся пластиковый динозавр — единственная игрушка, которую Степка успел схватить, когда она тащила их с Лизой в такси. Воняло подгоревшей гречкой из соседней квартиры.

— Ты вообще понимаешь, что натворила? — голос Анны напоминал скрип несмазанной карусели. — Мне уже звонил опекунский совет. Ты хочешь, чтобы меня лишили депутатского мандата? Или считаешь, что мой статус позволяет тебе...

Маринка перевела взгляд на чемодан. Две рубашки Степы, три платья Лизы, пачка влажных салфеток из «Магнита». Всё, что успела собрать за пятнадцать минут, пока дети смотрели мультики. Сейчас они спали в соседней комнате, прижавшись друг к другу на продавленном диване.

— Я хочу справедливости, — выдохнула она, глядя на трещину в потолке, повторявшую очертания Камчатки. — Папин цех должен был достаться нам поровну. Ты сама говорила, когда уговаривала подписать доверенность.

Чай с бергамотом

Три месяца назад кухня Анны пахла иначе — дорогим паркетным лаком и импортным чаем. Маринка ёжилась на краю стула из массива дуба, пытаясь не оставить следов от потертых джинсов.

— Ты же понимаешь, какие сейчас времена, — Анна разливала напиток в фарфоровые пиалы, подаренные китайскими партнёрами. — Если мы не консолидируем активы, конкуренты сожрут бизнес как голодные псы. Ты получишь свою долю деньгами. Сейчас.

Сумма на листке с фирменным логотипом заставила Маринку сглотнуть. Этих денег хватило бы на операцию Степе, на новую куртку Лизе, на лекарства бабушке в деревне. Но когда пальцы уже потянулись за ручкой, она увидела в окне детскую площадку — ту самую, где когда-то они с Аней лепили куличики из жёлтого песка.

— А если... если я не подпишу?

Ложка звякнула о блюдце. Сестра поправила жемчужную брошь, подарок мужа-депутата.

— Тогда тебе придётся самой разбираться с налоговой. Помнишь, как папа оформлял цех на меня и тебя? Там столько нарушений...

Красный чемодан

Сейчас Маринка гладила потрёпанную крышку чемодана, купленного когда-то для поездки в пионерский лагерь. Анна продолжала говорить что-то про суды и лишение родительских прав. За окном завывала скорая — обычный четверговый вечер в спальном районе.

— Я не украла их, — перебила Маринка. Голос дрожал, как старые трубы в подъезде. — Они мои дети. По закону.

— По закону? — Анна фыркнула. — Ты даже алименты не можешь выбить с этого алкаша. А я дала им всё: частный сад, репетиторов, поездки...

«И отобрала последнее, что у них осталось», — хотела крикнуть Маринка, но вместо этого щёлкнула выключателем. Темнота поглотила комнату, оставив только мерцание экрана телефона. На фотографии в родительском чатике Лиза держала грамоту за конкурс чтецов. Внизу подпись: «Спасибо тёте Ане за прекрасного педагога!»

Автобусная станция

Утром они ехали в автобусе с запотевшими стёклами. Степа прилип лбом к стеклу, разглядывая грузовики с финскими номерами.

— Мам, а правда, что у тёти Ани теперь наш завод? — Лиза перебирала косички, заплетённые наспех. — В школе говорят, она богатая как королева.

Маринка сжала ручку чемодана, оставшегося с прошлой жизни. В кармане ждал ответ юриста — распечатка из интернет-консультации. «Если докажете, что подпись под документом была получена под давлением...» Докажите. Как? Записи разговоров не было. Свидетелей — только бабушка, которая уже два года не встаёт с кровати.

— Тётя Аня... Она просто лучше разбирается в бизнесе, — выдавила Маринка, глядя, как за окном мелькают рекламные щиты с лицом депутата — мужа сестры.

Ночь в придорожной гостинице

Комната пахла плесенью и отчаянием. Лиза плакала в подушку, Степа молча собирал пазл из трёх кусочков, найденный на тумбочке. Маринка гладила их по спинам через одеяло, слишком тонкое для октябрьской ночи.

— Мам, а мы правда не вернёмся? — Степа не отрывал взгляда от последнего элемента пазла. — У меня там жук в банке остался. Я обещал его покормить.

Телефон завибрировал. Новое сообщение: «Думаю о твоих детях. Можешь всё исправить. Пришли доверенность, и я организую им лучшую жизнь. Анна».

На экране светилось время — 03:17. Где-то за тысячи километров сестра пила кофе из позолоченной чашки, обсуждая с юристом способы давления. Здесь, в комнате с облупленными обоями, Лиза всхлипывала во сне, повторяя имя классной руководительницы.

Маринка открыла карту на телефоне. Граница была близко. Ещё шесть часов — и они смогут попросить убежища. Или стать преступниками. Или... Она нажала на знакомый номер, готовая услышать очередную лекцию о благодарности.

— Договоримся, — прошептала она в тишину, где уже звенел гудок вызова. — Но по-моему.

За окном завыл ветер, унося последние слова к чёрным осенним тучам. Дети перевернулись на другой бок, всё так же прижимаясь друг к другу. А телефон продолжал звонить, разрывая тишину на тысячи осколков.