— «Ты с ребенком на съёмные квартиры, а я тут останусь» — муж, за дверью

Ольга сидела на кухне, сжимая в руках распечатанные листы. Из документа вывалилась бумажка от гинеколога с округлившимся сроком — 22 недели. Строки плыли перед глазами: «Исковое заявление о разделе совместно нажитого имущества...» Холодильник за спиной гудел, как разъяренный шершень. В раковине застыла лужица от пролитого утром компота — не успела вытереть перед работой. Теперь эта клейкая капля казалась последней каплей вообще.

— Ты реально через суд? — крикнула в прихожую, где Андрей укладывал в спортивную сумку запасные кроссовки. — Квартиру, которую я купила ещё до свадьбы на три зарплаты, ты теперь пополам?!

Муж выставил в дверной проём бритую голову. Его новый серебряный браслет брякнул о косяк.

— По закону всё, что улучшалось в браке — общее. Ремонт делали вместе.

— Ремонт... — Ольга ткнула пальцем в трещину на потолке, заклеенную детскими наклейками из «ФИКСПРАЙСА». — Ты тогда два месяца «болел» после увольнения. Я одна таскала гипсокартон с пятого этажа, потому что лифт сломался!

Андрей закатил глаза с точностью до миллиметра, как его мать. Та самая Светлана Викторовна, которая теперь жила в их гостиной, спала на раскладушке и учила невестку «правильно» жарить котлеты.

— Не драматизируй. Юрист сказал — шансы 50/50. — Он потрогал дверной звонок, который Ольга привезла из Питера — керамический, с синим колибри. — Мелочёвку оставлю тебе. Детскую кроватку тоже.

Хлопок входной двери встряхнул фотографию на холодильнике: они в Сочи, 2019-й. Андрей несёт её на спине по галечному пляжу, оба смеются. Сейчас он шёл подавать документы в суд, а она оставалась с мыслями о том, как объяснить матери, почему вместо декретных выплат придётся копить на адвоката.

Второй акт

Мать Ольги, Галина Степановна, приехала на следующий день с сумкой замороженных пельменей и банкой солёных огурцов. Осматривала квартиру взглядом оценщика ломбарда.

— Диван-кровать Ikea, 2018 года, — тыкала тростью в угловой гарнитур. — Микроволновка — подарок тёти Люды. Вот этот шкаф-купе... — Она провела ладонью по царапине, оставленной котом Андрея. — Его собирали вместе. Значит, делиться будет.

— Мам, я не могу думать о шкафах! — Ольга пнула коробку с распашонками из «Детского мира». — У меня через четыре месяца роды, а мы...

— А ты думала, когда залетела? — Галина Степановна хлопнула крышкой кастрюли, где варился борщ. — Я же говорила: свекровь в доме — беда. Эта Светлана Викторовна его с пелёнок настраивала, что мужик должен быть хозяином. Теперь он хозяйничает.

Вечером Ольга перебирала чеки в старой шкатулке. Билеты на рейс Москва-Сочи, 12 000 руб. Квитанция за обручальные кольца — её 35 000, его 15 000, потому что «дизайн попроще». Распечатка из банка: первый взнос за квартиру — 2 000 000 из её наследства после бабушки. Андрей тогда клялся, что вернёт долг, но после свадьбы заговорил о «семейном бюджете».

Телефон завибрировал. Сообщение от подруги Лены: «Видела твоего у пивного ларька. Свекровушка рядом, орут на кого-то по телефону. Фотку скинуть?»

Суд да дело

Адвокат Тамара Борисовна, рекомендованная коллегой по школе, где Ольга преподавала английский, щёлкала дорогой ручкой с логотипом «Газпрома».

— Ваш муж требует признать ремонт в квартире «существенным улучшением». По статье 37 СК РФ, это даёт право на долю. — Она поправила очки, разглядывая фото потрескавшейся плитки в ванной. — У вас есть доказательства, что вложения делались только вами?

Ольга вспомнила, как Андрей принёс три мешка клея для плитки, купленные по скидке в «Леруа Мерлен». Это было через месяц после его увольнения из автосалона. Тогда она обрадовалась, что он наконец занялся домом. Теперь эти мешки превращались в юридический аргумент.

— У меня есть... — она достала из сумки тетрадь в клетку с розовой обложкой. — Я записывала все расходы. Вот, 15 марта 2021: обои — 12 000, оплачено с моего счёта. 20 апреля: сантехника — 34 000, моя карта.

Адвокат полистала записи, где рядом с цифрами мелькали карандашные пометки: «Андрюша сегодня помыл посуду», «Свекровь опять критикует мои шторы».

— Это может помочь, — кивнула Тамара Борисовна. — Но готовьтесь, суд учтёт его текущие вложения. Даже символические.

На обратном пути Ольга зашла в «Магнит» за хлебом. У кассы стояла Светлана Викторовна с тележкой, полной полуфабрикатов. Увидев невестку, свекровь выпрямилась, как индюк.

— Андрей говорил, ты адвоката наняла? — фыркнула она, кладя на ленту рыбные палочки. — Зря деньги тратишь. Мой сын всё равно выиграет. У него хороший юрист из моей управы.

Ольга сжала ручку корзинки, чувствуя, как малыш пинается под рёбра. Вспомнила, как три месяца назад свекровь уговаривала её оформить дарственную на мужа «на всякий случай». Тогда она отшутилась, а теперь этот «случай» наступил.

Роды перед приговором

Суд назначили на 38-ю неделю беременности. В коридоре здания на Ленинградской, 47 пахло затхлостью и надеждой. Андрей сидел в противоположном конце скамьи, щёлкал новым iPhone. Его мать, в норковой шубе поверх спортивного костюма, громко обсуждала с юристом перспективы «выселения нерадивой жены».

Когда Ольга подошла к своему адвокату, почувствовала тёплую струю по ногам. Вода разлилась по потертому линолеуму.

— Скорая! — закричала Тамара Борисовна, подхватывая её под руку. — У вас схватки!

Андрей вскочил, роняя телефон. Его лицо исказилось — Ольга впервые за полгода увидела в нём испуг, а не злость.

— Я... я вызову такси, — забормотал он, тыкая дрожащими пальцами в экран.

— Не надо, — выдохнула Ольга, опираясь на плечо адвоката. — Ты же уже не семья.

Через девять часов, с потрёпанной медкартой в руках и спящей дочкой в конверте с зайчиками, она вернулась в пустую квартиру. На холодильнике лежала копия решения суда: «Исковые требования частично удовлетворены...» Рядом — детское одеяльце, свёрнутое в рулон, и записка: «Заходила Света. Сказала, ты передумаешь — звони».

Ольга подошла к окну. Во дворе горел фонарь, освещая песочницу, где они с Андреем мечтали качать коляску. Включила телефон — 14 пропущенных от него. Внизу экрана всплыло сообщение: «Прости. Мама сказала...» Она выключила гаджет, прижала дочь к груди. Завтра нужно будет звонить риелтору, искать съёмную двушку, разбирать коробки. Но сейчас — только тихий плач новорождённой и мерцание экрана микроволновки, показывающей 03:17.