— Ты больше не владелец, даже мамин крестик не поможет — брат объявил утром

Дождь стучал по жестяному козырьку магазина «Семейные товары», словно пытался вымыть табличку с названием. Я стояла под этим козырьком пятнадцать лет — сначала с мамой, потом одна. А теперь смотрела, как мой младший брат Денис перевешивает вывеску. Новые буквы блестели жирным шрифтом: «Денис и Ко».

— Ко — это кто? — спросила я, сжимая в кармане ключи от склада. Они всё ещё были моими. Пока что.

— Партнёры. — Денис не поворачивался, поправляя кривизну буквы «и». — Тебе не надо знать. Документы подписаны, Лен. Ты свободна.

Горячая волна подкатила к горлу. Я вспомнила, как два месяца назад он уговаривал меня переоформить доли «для безопасности». Говорил, что налоговая завела проверку, что нужно разделить риски. А я, дура, поверила старшему брату — тому самому, который в детстве прятал мои куклы на антресолях, чтобы потом «найти» и получить шоколадку от бабушки.

— Мама завещала нам поровну, — проговорила я, глядя на его спину в дорогой ветровке. Моя куртка висела в подсобке — синтепоновая, с пятном от кофе на рукаве.

— Мама умерла семь лет назад. Бизнес должен развиваться. — Наконец он обернулся. Его лицо, такое похожее на папино, дёргалось в знакомой нервной гримасе. — Ты же сама говорила — пора открывать интернет-магазин. Вот я и нашел инвесторов.

Скрип фургона заставил нас обоих вздрогнуть. Из кабины вылез Вадим, наш бывший водитель, с коробкой в руках. Увидев меня, замер.

— Лена... — Он переминался с ноги на ногу. — Денис Михайлович велел освободить твой кабинет.

— Да не кабинет это, кладовка, — бросил Денис, доставая пачку сигарет. — Ты там даже стул нормальный поставить не могла.

Я молча двинулась к двери. Запах краски для волос и дешёвого ламината ударил в нос как всегда — мама открывала салон красоты в этом помещении в девяностые. Потом перепрофилировали в магазин хозтоваров, когда папа привёз первую партию турецких пледов «по знакомству».

Мой «кабинет» оказался пустым. Даже фотография с выпускного — я и Денис у маминого прилавка — исчезла со стены. Только на подоконнике валялся мамин старый крестик на обрывке цепочки. Она носила его всегда, даже когда красила клиенток в перчатках.

— Крестик возьми, — сказал Денис с порога. — Тебе пригодится.

...

Три недели спустя

Квартира пахла грибным супом и отчаянием. Я помешивала кастрюлю, глядя на экран ноутбука. Юрист из соседнего подъезда, которого я нашла через объявление на остановке, прислал очередной ответ: «Оснований для оспаривания сделки не усматриваю».

— Лен, может, хватит? — Муж Максим приоткрыл дверь кухни. За его спиной слышался смех дочки Кати — она смотрела мультики. — Ты третью неделю как в тумане. Давай в суд подадим, если надо...

— На что, Макс? — Я резко выключила плиту. — У нас триста тысяч на счету. Это Кате на подготовку к школе, на твои лекарства. А Денис... — Голос сломался. — Он сейчас рекламу по первому каналу крутит. «Семейный магазин с традициями».

Телефон завибрировал в кармане. Незнакомый номер.

— Алё? — ответила я автоматически.

— Леночка, это тётя Галя. — Голос маминой поджки дрожал. — Ты прости, что беспокою, но Денис... Он магазин наш переделывает. Говорит, кафе модное сделает. А мой киоск с пирожками... Ну, ты же знаешь, я там с девяносто восьмого...

...

Суббота, 11:47

Дождь снова лил как из ведра, когда я подошла к бывшему нашему магазину. Витрины были заклеены бумагой, через щель виднелись строительные леса. Тётя Галя стояла под своим клетчатым зонтом, держа за руку внука-первоклашку.

— Выселяет, — всхлипнула она. — Говорит, аренда втрое дороже. А где мне, пенсионерке...

Дверь со скрипом открылась. Денис вышел, разговаривая по телефону: «Да, брусчатку итальянскую заказывайте. Нет, дешевле — ну сделайте похожую». Увидев нас, замер.

— Лена, ты зачем припёрлась? — Он резко опустил телефон.

— Ты тётю Галю выгоняешь? — Меня трясло так, что слова сыпались как горох из дырявого пакета. — Она же маме помогала, когда папа в запой ушёл! Мы у неё пельмени брали, когда денег на еду не было!

Денис нервно провёл рукой по подбородку. В его глазах мелькнуло что-то знакомое — то же выражение было у него в двенадцать лет, когда он разбил папину коллекцию марок и свалил на меня.

— Бизнес не терпит сантиментов, — буркнул он. — Я тебе триста тысяч предлагал. Бери и отвали.

Тётя Галя ахнула. Я вдруг поняла, почему брат так настаивал на «беспроцентной ссуде» в прошлом месяце. Максим тогда лежал в больнице, Кате нужен был репетитор...

— Это откупные? — прошептала я. — Чтобы я не мешала твоему «ко»?

Его лицо исказилось. Он сделал шаг вперёд, и я невольно попятилась, споткнувшись о ящик с плиткой.

— Ты вообще ничего не понимаешь! — Денис ударил ладонью по стене. Где-то внутри здания посыпалась штукатурка. — Я двадцать лет жил в твоей тени! «Лена умница, Лена маме помогает, Лена бизнес держит». А я что? Я для вас всего лишь мальчик на побегушках!

Дождь усилился. Вода текла за воротник, смешиваясь со слезами. Я вспомнила, как учила Дениса составлять накладные, как он путал дебет с кредитом, как мама гладила его по голове: «Ничего, сынок, главное, чтобы честным был».

— Мы могли вместе... — начала я.

— Поздно, — перебил он. — Завтра приезжай за деньгами. И... — он потрогал цепочку на моей шее, — мамин крестик тебе не помог.

...

Той же ночью

Я сидела на кухне с тётей Галей. Она аккуратно размешивала ложечкой мёд в чашке, как делала это для мамы после каждой их ссоры с отцом.

— Он не злой, — вдруг сказала старушка. — Просто очень хочет, чтоб его наконец заметили. Помнишь, как он в шестом классе портфель папе принёс? Тот даже не посмотрел.

Телефон на столе завибрировал. СМС от Дениса: «Завтра в 10 у юриста. Решай». Рядом лежал договор о займе — триста тысяч на лечение Максима. Подписать — значит навсегда потерять часть себя. Отказаться — лишить семью последних денег.

— А может, — тётя Галя осторожно прикоснулась к моей руке, — тебе попробовать заново? У меня там сарайчик свободный... Пирожки печь будем, как раньше.

За окном завыл ветер. Где-то там, в промозглой тьме, светились окна «Денис и Ко». Я взяла мамин крестик в ладонь — холодный, с облупившимся золотом. Он не защитил от предательства. Но, кажется, всё ещё мог согреть.