— Ты либо тест сделаешь, либо мы внука не признаем! — свекровь шипит в лицо

Марина прижала годовалого Степу к груди так, что малыш захныкал. Сквозь щель в двери виднелись пятна сырости на обоях подъезда и спина мужа, замершего на лестничной площадке. Дима всё ещё держал в руках коробку с гречкой и палками колбасы, которые привезли его родители из Москвы. «Гуманитарная помощь», как язвительно называла эти посылки свекровь.

— Мам, ну давай зайдем хотя бы... — голос Димы дрогнул, когда Людмила Петровна резко развернулась, швырнув в лицо невестке:

— Ты думала, мы не заметим? Глаза-то у него карие! В нашем роду все голубоглазые. Даже дворняги голубоглазые!

Соседка с третьего этажа, выносившая мусор, замедлила шаг. Марина ощутила, как горит лицо. Эти хрущёвские стены помнят всё: и её студенческий смех, когда они с Димой въезжали в съёмную однушку после свадьбы, и ночные ссоры из-за кредитов на детскую коляску, и теперь — позор.

Хлебные крошки на линолеуме

Чай в гранёных стаканах давно остыл. Дима нервно крошил батон на пластиковом столе, купленном ещё для первых завтраков молодожёнов. Его отец, Валерий Степанович, методично вытирал ложку салфеткой перед каждым новым помешиванием сахара.

— Мы не против помочь, — мужчина щёлкнул золотым портсигаром, хотя Марина тысячу раз просила не курить при ребёнке. — Но сначала — экспертиза. У нас в роду сомнительных наследников не было.

Дима вздрогнул, словно его ударили по спине. Марина поймала его взгляд — тот самый, растерянный и виноватый, как в день, когда он признался, что зарплату снова задержали. Она вдруг ясно поняла: муж не заступится. Не сможет.

— Вы... Вы же сами говорили, что у прадеда Степана глаза были как смоль, — выдохнула она, укачивая сына. Мальчик мирно сопел, вцепившись кулачком в её выцветшую кофту.

— Не смейте прадеда поминать! — Людмила Петровна врезала ладонью по столу, отчего стакан с ложечкой звякнул как набат. — Мы не нищие, чтобы чужих детей кормить! Дима, скажи ей — или тест, или развод!

Счет за молчание

Ночью Марина разглядывала трещину на потолке, повторяющую очертания Камчатки. Дима ворочался на раскладном диване, купленном вместо кровати, когда выяснилось, что Степе нужны дорогие смеси. Его дыхание выдавало фальшивое спокойствие.

— Они готовы оплатить частную клинику, — пробормотал он в темноту. — И... И квартиру помогут снять побольше.

Марина прикусила губу до крови. Помочь. Как они «помогали» прошлой зимой, прислав поношенные распашонки с язвительной запиской: «Надеемся, хватит до трёх месяцев». Как «помогли» устроить Диму на завод через знакомых, вынуждая переехать в этот душный район.

— А если тест покажет, что Степа твой? — спросила она, глядя на красный глазок телевизора.

Тишина растянулась, как жвачка. Где-то за стеной соседка ругала пьяного мужа, завывала стиральная машинка, рождая знакомую мелодию быта.

— Тогда... Тогда они признают его. Официально. — Дима сел, тень от уличного фонаря разрезала его лицо пополам. — Мариш, ну подумай! Мы же еле сводим концы... Они могут дать денег на садик платный, на...

— Нам не нужны их деньги! — она вскочила, наступив на холодную плитку. — Нужно, чтобы ты сказал им, что Степа — твой сын! Что я не...

— А я уверен? — сорвалось у него. Глаза расширились, будто он сам испугался сказанного.

Улики из песочницы

На детской площадке пахло осенней гнилью и дешёвым табаком. Марина стирала с куртки Степы следы от пластиковой горки, когда к скамейке подсела Алла — соседка, растившая внука-подростка.

— Твои московские опять приезжали? — женщина кивнула на свежие царапины на двери подъезда. — Слышала, они у консьержки спрашивали, часто ли ты «гостей» принимаешь.

Марина сглотнула комок ярости. Эти «доброжелатели» уже обзвонила всех родственников Димы, рассказывая про «подозрительную внешность» ребёнка. Даже педиатрша теперь смотрела на неё с жалостливым любопытством.

— Знаешь, что я сделала на твоём месте? — Алла выдохнула дым сквозь щербатые зубы. — Отрезала бы всех. Даже мужа. Только горе от таких родственников.

Но вечером, разглядывая спящего Степу, Марина понимала: отрезать — значит остаться без денег на операцию по косоглазию, о которой шептались врачи. Без помощи, когда Диму в четвертый раз отправят в ночную смену. Без этой шаткой надежды, что однажды они станут настоящей семьёй.

Цена родственной крови

Клиника пахла антисептиком и тревогой. Лаборантка в розовых перчатках бережно взяла пробирку с кровью Степы — малыш даже не заплакал, увлечённый блестящей бляхой на ремне у охранника.

— Результаты будут через неделю, — врач бросила взгляд на Диму, ёжащегося в углу. — Обычно приезжают пары, которые сомневаются... Ну, вы понимаете.

По дороге домой Марина впервые за месяц взяла мужа за руку. Его пальцы дрожали, как в день, когда он признался, что влюблён. Тогда, пять лет назад, среди пыльных книг университетской библиотеки, он казался ей рыцарем без страха.

— Прости, — прошептал Дима, когда лифт захлопнулся. — Я должен был...

— Знаю, — перебила она. Значит — ничего не значит. Как их «люблю», сказанное в темноте, когда за стеной плачет ребёнок, а в кошельке шелестят три сотни до зарплаты.

Последний аргумент

Людмила Петровна пришла одна, в норковой шубе, нелепо выглядевшей среди облезлых дверей. В руках она держала конверт с гербом частной лаборатории.

— Поздравляю, — голос дрогнул, выдавая разочарование. — Ваш... Степан Валерьевич действительно наш родственник.

Марина молча взяла бумагу. Чернильная печать, цифры, проценты — вся её честь была оценена в девяносто девять целых восемь десятых.

— Теперь мы готовы помочь с переездом, — свекровь достала ключи с брелком в виде якоря. — Есть прекрасная двушка в Люберцах...

— Спасибо, — Марина аккуратно сложила заключение, глядя на пятно от супа на обоях. Именно здесь, на этой кухне, они с Димой мечтали о большом доме. О доверии. О любви, которой не нужны доказательства.

Когда хлопнула входная дверь, она достала из шкафа чемодан с университетскими наклейками. Степа агукал, пытаясь поймать солнечного зайчика на стене. Где-то за окном гудели машины, спешащие в вечерней пробке, и Марина вдруг ясно поняла, что их битва только начинается. Но теперь — точно не с чужими.