— Отдашь подарки — тогда и разводись! — свекровь потребовала сквозь хлопок двери

Дверь захлопнулась так, что задрожали чашки в буфете. Настя прижалась спиной к обоям с выцветшими розами, пытаясь унять дрожь в коленях. За окном хлюпала мартовская слякоть, а на кухне пахло вчерашними блинами и дешёвым освежителем воздуха из «Магнита». Она провела ладонью по полированному столу — свадебному подарку от коллег мужа — и вдруг засмеялась. Горько, с надрывом, пока слёзы не заставили сомкнуть веки.

Четыре месяца. Всего четыре месяца назад они с Сергеем выходили из загса под дождём из риса и крики «Горько!». Свекровь Лидия Петровна тогда лихо отплясывала «Барыню» с дядей Геной, а тесть Николай Иванович, красный как рак, орал тосты про продолжение рода. И эти же люди сейчас выносили из их однокомнатной хрущёвки микроволновку, набор кастрюль и даже плюшевого медведя с бантом — всё, что значилось в свадебной описи.

— Настёнка, ну ты же понимаешь... — Сергей ёрзал на табуретке, теребя мобильник с потёртым чехлом. — Родители просто переживают. Они же квартиру нам в ипотеку помогали оформлять...

— Переживают? — она резко встала, задев коленкой выдвижной ящик. Медная ручка отвалилась и закатилась под холодильник. — Твоя мать полчаса назад грозилась подать в суд, если мы не вернём блинницу! Блинницу, Серёжа! За триста рублей!

Хрустальный графин, подаренный соседкой по этажу, подмигивал ей с полки бликами от лампы-гриба. Настя вдруг ясно вспомнила, как Лидия Петровна придирчиво осматривала их жилище после свадьбы: «Диван-кровать? Ну конечно, молодые экономят. А мы-то думали, Серёжа достойную девушку выбрал...»

Телевизор «Самсунг» с диагональю в полстены — главный трофей свекров — уже грузили в газель. Николай Иванович, кряхтя, поправлял ремень с пряжкой «ЗИЛ»:

— По закону, коли брак расторгается по вашей вине, все совместные приобретения...

— Мы не разводимся! — Настя вцепилась в косяк. В подъезде пахло сыростью и жареной рыбой. — Мы просто... передохнуть друг от друга. Месяц. Максимум два.

Лидия Петровна фыркнула, поправляя лисий палантин. Её маникюр с перламутром блеснул в тусклом свете лампочки:

— Сынок, ты сам слышишь? «Передохнуть». В наше время женились раз и навсегда. А эти... — она кивнула на Настю, — как постель примяли — сразу на попятную.

Сергей молчал. Всегда молчал, когда мать доставала этот тон — смесь директорского презрения и обиженного ребёнка. Настя вдруг поняла, что ненавидит его молчание больше, чем её визгливый голос.

Когда газель уехала, оставив на асфальте чёрные следы, они сидели за пустым столом. Где-то стучали батареи, с пятого этажа доносился плач ребёнка. Настя крутила в пальцах обручальное кольцо — простое, без камней, купленное в рассрочку.

— Знаешь, что самое смешное? — её голос звучал хрипло. — Они забрали даже электрический чайник. Тот, что твоя крёстная подарила.

Сергей вздрогнул, будто очнувшись:

— Я... я поговорю с ними. Может, вернут хотя бы холодильник. Или микроволновку.

— Не надо. — Она встала, с силой отодвигая стул. — Завтра съезжу к юристу. Посмотрим, что там по «их» законам.

Ночью Настя лежала, уставившись в трещину на потолке. Сергей ворочался на раскладушке у балкона — они спали порознь уже неделю. Она вспоминала, как её мать, умирая от рака, передала ей завёрнутый в газету сервиз: «Пригодятся, дочка. Для семейных обедов». Теперь шесть тарелок с васильками пылились у Лидии Петровны в серванте.

Утром, пока Сергей был на работе, Настя обошла всех знакомых. Подруга Катя из юридической консультации хмыкнула:

— По ГК РФ, подарки, сделанные до брака... Да они вообще ничего не имеют права забирать! Но... — она потянула кофе из кружки с надписью «Лучший сотрудник», — если родители мужа докажут, что это не подарок, а, условно, временное пользование...

— Временное пользование хрустальной вазой? — Настя сжала телефон так, что хрустнул чехол. — Они же нам её на свадьбу вручили! При всех!

Катя вздохнула:

— Свидетели есть? Видео? Расписки? Нет? Тогда это твоё слово против их. И учти, суды часто встают на сторону старшего поколения. Особенно в провинции.

Возвращаясь домой, Настя купила в ларьке самую дешёвую лапшу быстрого приготовления. В подъезде её ждала соседка баба Таня с целлофановым пакетом:

— Это ваши, Настенька. Лидия Петровна велела передать.

В пакете оказались семейные фото: их с Сергеем у фонтана, совместная фотография с её покойной матерью, открытка к 8 Марту с детскими каракулями. На дне лежала записка: «Остальное — когда вернёте наше».

Она плакала, сидя на холодной ступеньке. Сверху доносился запах жареного лука и голос ведущего из «Пусть говорят». Где-то хлопнула дверь, засмеялись подростки. Обычный вечер в спальном районе, где чужие драмы растворяются в тишине панельных стен.

Когда Сергей вернулся, они молча ели лапшу из кастрюли — тарелки забрали. Он вдруг сказал:

— Мама звонила. Говорит... Говорит, если мы передумаем насчёт развода, всё вернёт. Даже больше купят.

— Передумаем? — Настя положила вилку. Пластиковая ручка треснула посередине. — То есть мы должны изобразить счастливую семью ради микроволновки?

Он опустил глаза. В его тёмных зрачках отражалась люстра-тарелка, тоже подаренная и тоже увезённая утром.

— Я просто... Я не знаю, как правильно. Они же хотели как лучше. Ты сама видела, как мы живём — ипотека, кредит на ремонт...

— И поэтому мы должны быть марионетками? — она встала, и стул с грохотом упал на линолеум. — Слушай, я готова работать на трёх работах. Продать почку. Но унижаться перед твоей мамашей ради её подачек...

Телефон завибрировал. Лидия Петровна прислала фото: их свадебное фото в рамке с ручной вышивкой лежало в мусорном ведре. Подпись: «Жду вашего решения до завтра».

Ночь они провели порознь. Настя перебирала оставшиеся вещи: её поношенный плед, Серёжины кроссовки, потрёпанный томик Чехова. Утром, пока он был в душе, она написала заявление на развод. Чёрные буквы расплывались на дешёвой бумаге из «Пятёрочки».

— Ты уверена? — он стоял в дверях с полотенцем на плечах. Капли воды падали на трещину в плитке, оставшуюся с прошлых жильцов.

Она кивнула, глядя на пустую стену, где висел ковёр с оленями — ещё один «временно переданный» предмет. Где-то за окном сигналила машина, соседка ругалась с кем-то по телефону. Жизнь шла своим чередом.

— А подарки... — начал Сергей.

— Оставь. — она сунула заявление в сумку. — Скажи маме, что её блинница нам дороже обошлась.

Когда дверь закрылась, Сергей долго смотрел на пятно от кофе на столе — круглое, как кольцо, которого у него больше не было.