— Маша, мы с Сережей завтра переезжаем к вам — сестра Аня в дверях, держа чемодан с облупившейся наклейкой

Дождь стучал по подоконнику девятиэтажки, где Маша пятый час пыталась заклеить щели в старых рамах. Пластиковое окно они с Димой могли позволить только в спальне. В кухне, как в 90-е — рассохшиеся деревянные переплёты, через которые зимой гулял ветер. Она вытерла ладонью запотевшее стекло, увидела внизу фигуру в розовом плаще. Даже без зонта — точно Аня.

— Через два дня квартплата, — Дима щёлкнул калькулятором за кухонным столом, когда скрипнула входная дверь. — Опять коммунальщики тарифы подняли... Ты слышишь, о чём я?

Маша не успела ответить. В проёме уже стояла мокрая Аня с фиолетовым чемоданом на колёсике. За ней — Сережа, её новый муж, с гитарой за спиной и коробкой от пиццы в руках.

— Месяц поживём, максимум два, — сестра расстегнула плащ, капли воды упали на линолеум с вытертым рисунком. — После увольнения Сережи съёмную хату пришлось сдать. Вы же не выгоните родню?

Дима молча встал, так что стул грохнул об пол. Маша почувствовала, как сжимается желудок. Они с мужем год копили на ремонт, чтобы сделать детскую. Сейчас в этой комнате хранились банки с огурцами и старая кровать Аниных студентов — та самая, на которой Маша спала, пока сестра училась в институте.

Коридор длиной в тридцать лет

— Ты помнишь, как я тебя в школу водила? — Аня развешивала свои платья в шкафу, вытесняя Димины рубашки. — Когда мама с третьей смены приходила, а папа... Ну, ты знаешь.

Маша кивнула. Помнила. Как в четырнадцать носила Ане передачи в общагу, когда та просила не говорить родителям про отчисление. Как потом три года отдавала ей половину зарплаты, пока сестра «искала себя» — то на курсах астрологии, то в школе тату.

— Гитару в угол, — Сережа поставил коробку с холодной пиццей на газовую плиту. — Завтра купим продукты, ладно? Сегодня с дороги...

Дима смотрел, как зять включает их телевизор без спроса. Маша поймала его взгляд и быстро отвела глаза. Знакомый жест — когда он молча просил её вмешаться, а она не находила слов.

Геометрия на троих

Через неделю ванная превратилась в филиал парикмахерской: Аня красила волосы в цвет «красное дерево», оставляя разводы на акриле. Сережа занимал туалет с ноутбуком по полчаса — «рабочие созвоны». По утрам Маша пробиралась на кухню через баррикады из Аниных журналов с гороскопами, наступала на гитарные медиаторы.

— Может, попросим их платить за коммуналку? — предложила Маша в субботу, когда Дима чинил сломавшийся унитаз. — Хотя бы частично...

— Ты слышала, что он вчера говорил? — муж резко дёрнул гаечным ключом. — «У вас хоть райцентр, а в Москве за трешку 40 штук дерут». Как будто мы в хоромах живём!

Он не договорил. Из гостиной донёсся смех Сережи:

— Ан, смотри, твоя сестра опять юбку из 2010-х надела! Ты бы её в свой тикток записала — хайпанёшь на ретро!

Квартирный вопрос

К октябрю на балконе скопилось десять бутылок из-под Аниного вина. «Для творчества» — оправдывалась сестра, когда Маша заставала её за рисованием мандал в три ночи. Сережа устроился курьером, но деньги уходили на новые струны для гитары и абонемент в фитнес-клуб.

— Мы же семья, — Аня размазывала слёзы по щекам в тот вечер, когда Маша наконец заговорила о съезде. — Ты хочешь, чтобы мы на улице оказались? Как тогда, после папиного...

Дима вышел, хлопнув дверью. Маша смотрела, как сестра сворачивает ковёр, подаренный на их с Димой свадьбу. Вспомнила, как Аня три года не разговаривала с ней после того случая с кредитом. Как мама перед смертью просила «держаться вместе».

— Ещё месяц, — прошептала она, когда Дима вернулся с мороза, пахнущий дешёвым табаком. — Обещаю.

Снег на разбитом стекле

В декабре Сережа принёс ёлку. Установил посреди гостиной, хотя Маша просила не занимать последнее свободное место. Игрушки из детского набора Димы — пластиковые шары с трещинами, бумажный ангел — он называл «совковым ретро», но всё равно вешал между гитарными медиаторами.

Ночью Маша проснулась от крика. Аня трясла её за плечо:

— Сережа в больнице! Скорая забрала! Он по льду шёл, за твоим мужем...

Оказалось, Дима попросил зятя помочь с доставкой мебели. Не поделили грузовик. Сережа поскользнулся, сломал руку. Теперь он требовал оплатить лечение.

— Ты знаешь, сколько стоит гипс сейчас? — Аня металась по кухне, опрокидывая банку с гречкой. — Ты вообще понимаешь, что из-за вашей жадности он может не играть полгода?

Дима молча собирал чемодан. Маша видела, как дрожат его руки, когда он кладёт зубную щётку поверх свитера.

Оттепель

Они продержались до марта. Когда лёд на дорогах сменился грязными лужами, Маша нашла на балконе Анину брошку. Тот самый дельфин из пластмассы, который сестра носила вместо обручального кольца. Под ним — записка: «В Питере друзья пустили пожить. Ключи под ковриком».

Дима вернулся через неделю. Спали они теперь в разных комнатах — он на Аниной кровати, она — в своей девичьей, заставленной коробками с Сережиными нотами.

Сегодня Маша снова чинит окно. Замазывает щели, через которые уходило тепло. Слушает, как где-то внизу скрипит дверь подъезда. Ждёт, не зазвучат ли на лестнице шаги в мокрых ботинках, смех с налётом винных паров, голос, говорящий «мы же семья». Но знает — теперь тишину прервёт только ветер, несущий с реки запах талого снега и далёких, чужих морей.