— Ты его не заберёшь, ты ему не мать! — Свекровь в трубку срывается на визг
Дождь барабанил по подоконнику, заливая трещину в слоившемся пластике. Алёна прижала лоб к холодному стеклу, пытаясь унять пульсацию в висках. В руке зажатый телефон гудел короткими гудками — Светлана Петровна снова бросила трубку. На экране застыла последняя фотография: двухлетний Максим в огромных резиновых сапогах топчет лужу возле покосившегося сарая. Свекровь прислала с подписью «Учимся ходить по-мужицки».

Часть 1: Кухонные переговоры
Всё началось с невинного предложения в душной кухне хрущёвки, где плита дымила при каждом включении. Свекровь, разливая по чашкам компот из сухофруктов, бросила небрежно:
— На лето в деревню мальца возьму. Вам разгрузка, ему свежий воздух. — Ложка звякнула о фаянсовую кружку с трещиной. — А то в этой конуре... — Она презрительно оглядела облупленные обои, задержавшись взглядом на пятне от детского пюре над столом.
Алёна потупилась, сжимая в коленях полотенце с выцветшими петухами. Их однокомнатная съёмная квартира на четвёртом этаже без лифта действительно напоминала клетку. Но как объяснить, что отдавать сына на три месяца — всё равно что вырвать кусок печени?
— Мам, это хороший вариант, — вступил Сергей, отодвигая тарелку с подгоревшей яичницей. — У тебя же свой дом, огород... — Он избегал смотреть на жену, привычно теребля расстёгнутую манжету рубашки — единственной приличной, которую надевал только к матери.
Свекровь метнула на невестку оценивающий взгляд:
— А ты подзаработать успеешь. Вон, говорила, в бухгалтерии вакансия с ночными дежурствами. — Её пальцы с обручальным кольцом, врезавшимся в распухшую фалангу, выстукивали по столу марш победительницы.
Часть 2: Деревенский рай
Первые недели Алёна звонила каждый вечер. Максим на экране лихо гонял кур, смеялся, хватая бабушкину юбку заляпанной землёй ручонкой. Свекровь вещала с пафосом генерала после взятия крепости:
— Сегодня на речку ходили! Сам вёсла держал! А ты помнишь, в его возрасте он у тебя ещё на горшок со слезами садился?
К августу звонки стали реже. «Ребёнок спит», «На сенокосе», «В магазин ушли». Когда Алёна потребовала вернуть сына к первому сентября, в трубке взорвалась бомба:
— Ты с ума сошла? Тащить его обратно в эту вонючую трущобу? — Свекровь дышала в микрофон тяжёло, как будто тащила на себе грузовик. — Ты даже на новые ботинки ему скопировать не смогла! Я здесь всё: и одежду по сезону купила, и в сад частный записала...
Сергей, слушая запись разговора, крутил в пальцах сигарету, которую не решался закурить в съёмной квартире с воинствующей хозяйкой:
— Может, правда, пусть до зимы... — начал он, но Алёна швырнула в него подушкой с вылезающим синтепоном.
Часть 3: Битва за ребёнка
Дорога в деревню превратилась в кошмар. Автобус с оторванными шторками, три пересадки, попутка на грузовике с сизым от махорки водилой. Алёна шагала по грязной дороге, обходя лужи с масляными разводами. Дом свекрови — покрашенный в ядовито-голубой цвет, с резными наличниками — выглядел островком благополучия среди покосившихся изб.
— Бабуля! — Максим выбежал на крыльцо в идеально чистом комбинезоне, которого Алёна не видела раньше. Ребёнок отстранился от её объятий, уткнувшись в бабушкину юбку. — Не хочу в тачку-вонючку! Хочу тут с цыплятами!
Свекровь стояла на пороге, вытирая руки о фартук с вышитыми петухами:
— Сама видишь. Ребёнок выбор сделал. — В голосе звучала сладость загустевшего мёда. — А ты съезди лучше, квартиру свою коммунальную прибери. Мы тут вчера с Сережей звонили — он всё понимает.
В съёмной комнатке, куда Алёна вернулась одна, на детской кроватке лежала распечатка из соцсетей: свекровь выложала фото с хештегом #спасениевнука. На снимках Максим кормил козлёнка, собирал ягоды, спал на огромной кровати под лоскутным одеялом. В комментариях родственники мужа восхищались: «Настоящая мать всегда жертвует ради ребёнка!»
Часть 4: Судный день
Юрист из бесплатной консультации жевал жвачку, листая документы:
— Мужа привлекёте? Без его показаний шансов ноль. А если он на стороне матери... — Он ткнул ручкой в справку о доходах, где зарплата Алёны уступала свекровиным пенсии и доходу от продажи овощей. — Судья спросит: где лучше условия?
Ночью Сергей прислал СМС: «Прости. Мать права. Когда найдём нормальное жильё...» Дальше текст расплывался от слёз.
Сейчас Алёна стоит на пороге синего дома, сжимая в руке судебное предписание. Свекровь выходит на крыльцо, заслоняя собой испуганного Максима:
— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — Её голос дрожит, но не от страха. — У тебя же нет денег на адвоката! Нет своего угла! — Она делает шаг вперёд, и Алёна замечает, как дрожат её натруженные руки. — Я... я могу дать тебе денег. На переезд. На устройство. Только оставь его мне...
За её спиной плачет ребёнок. Ветер доносит запах печного дыма и спелых яблок. Где-то хлопает калитка — соседи уже спешат на шум. Алёна смотрит на протянутую свекровью пачку купюр, на сына, прячущего лицо в складках бабушкиного фартука, на свой потёртый сапог, в котором торчит дыра. Она открывает рот, чтобы произнести слова, которые определит всё. Дождь начинает стучать громче, сливаясь с биением сердца.