— Ты же сама понимаешь, что не потянешь — свекровь на пороге с сумками

Дверь захлопнулась так, что дрогнула полка с детскими пюре. Марина инстинктивно прижала к груди свёрток в голубом конверте, хотя малыш спал крепко — после трёх часов укачиваний. На пороге, расставляя каблуки поверх мужниных тапок, замерла Валентина Сергеевна. Сумки-тележки с колёсиками, знаменитые её «чемоданчики помощи», упирались в трещину на плитке прихожей.

— Не стой как пенёк, Серёжа, заноси вещи, — бросила свекровь через плечо. Муж засеменил, подхватывая пакеты с гречкой и памперсами. Его широкая спина, обычно занимавшая весь дверной проём, сейчас казалась сгорбленной. Марина почувствовала, как под ложечкой заныло знакомое беспокойство.

Кухня пахла пригоревшей манной кашей. Валентина Сергеевна, не снимая пальто с лисьим воротником, тыкала коротким маникюром в пятно на плите:

— Уже с трёх месяцев прикорм нужен, а ты тут каши жечь собралась? В кого только мой сын такой бестолковой женился...

Малыш кряхнул во сне. Марина машинально начала покачивать руки, хотя дрожь шла откуда-то из глубины грудной клетки. Месяц назад, когда из роддома выписывали, эта же женщина, стоя у лифта, громко рассказывала соседке про «кесареву без схваток — ну не мать, а суррогатная какая-то».

Сахар в солонке

К ночи Марина поняла замысел. Валентина Сергеевна, разложив на кухонном столе справки из частной клиники, тыкала в распечатки пухлым пальцем:

— Посмотрите сами — послеродовая депрессия у неё! Анализы, понимаете, вещь упрямая. Я ж не просто так с пустыми руками — договорённость с санаторием есть. Месяц реабилитации, а дитё я заберу на временную опеку. Суд уже одобрил, — она хлопнула папкой с гербовой печатью, — сын подписал согласие.

Сергей, разминавший возле холодильника пачку «Беломора», потупился. Марина вдруг заметила, что сахарница стоит не на своём месте — неделю назад, когда свекровь приходила «проведать», она переставила все банки в буфете. Теперь соль оказалась в жестяной коробке от чая.

— Ты даже квартиру содержать не можешь, — свекровь провела пальцем по подоконнику, оставляя блестящую полосу на пыли. — Посмотри, паутина! А это что? — она резко дёрнула штору, откуда посыпались крошки штукатурки. — Ветхое жильё! Сырость! Я не позволю моему внуку...

Малыш заплакал на руках у Марины. Или это она сама? Голос свекрови нырял куда-то под воду, смешиваясь с гулом в ушах. Сергей пытался вставить что-то про «временную помощь», но слова висли в воздухе, как недоклеенные обои на потолке.

Счетчик на грани

На четвертый день Марина обнаружила, что счётчик электроэнергии моргает красным. Валентина Сергеевна, установившая в гостиную инфракрасный обогреватель «чтоб внук не мёрз», махнула рукой:

— Пусть Серёжа доплатит. Мужик обязан семью содержать, а не по ночам таксовать.

Муж действительно пропадал с шести вечера. Вчера, когда Марина попросила помочь с купанием малыша, он пробурчал что-то про «не отрывать от руля — ипотеку платить надо». Теперь, глядя на его спящее лицо в пять утра, Марина ловила себя на мысли, что боится потрогать его за плечо.

У педиатра в четверг случилась истерика. Валентина Сергеевна, перебивая врача, требовала назначить дополнительные анализы:

— У вас же в карте написано — гипоксия при родах! Это всё её нервы, я ж говорила! — она кивнула на Марину, стискивавшую конверт с прививочным сертификатом. — Немедленно выпишите направление в стационар, я договорюсь о переводе в...

Медсестра, перехватив взгляд Марины, незаметно пожала плечами. По дороге домой свекровь всю дорогу тыкала в телефон, диктуя секретарю «срочный запрос в органы опеки».

Кукла в сиреневом

Седьмой день начался с посылки. Курьер принёс коробку с немецкими смесями и одеяльцем из альпака. Марина, разворачивая подарок от свекрови, нашла на дне куклу в платье цвета лаванды — точь-в-точь как та, что стояла на серванте в родительском доме Сергея.

— Это моя любимица с детства, — голос Валентины Сергеевны прозвучал неожиданно мягко. — Серёжа всегда просил поиграть, но я говорила — это для девочки. Теперь отдам внучке.

Марина сглотнула комок в горле. Вчерашний разговор с участковым педиатром всплывал обрывками: «Вы же понимаете, при наличии заключения о депрессии и финансовой несостоятельности...»

Ночью, пока свекровь храпела на раскладушке в детской, Марина прокралась на кухню. В свете фонарика из телефона её руки дрожали, перелистывая договор из папки с гербовой печатью. Строка «временная опека на срок до достижения совершеннолетия» плыла перед глазами.

Утром, заваривая чай, она вдруг поняла, почему свекровь постоянно переставляет банки в буфете. Сахар в солонке, соль в жестяной коробке — всё как в доме Сергея. Как будто кто-то пытается переписать карту памяти, подменив реальность.

Автобус в никуда

На десятый день Марина вышла во двор с коляской. Валентина Сергеевна, до этого не отпускавшая её дальше почтовых ящиков, вдруг разрешила:

— Только не забудь, в три уже суд. Да и вещи собери, на санаторий завтра.

У детской площадки Марина встретила Ленку из пятого этажа. Та, качая на качелях своего трёхлетку, вдруг спросила:

— Ты правда отдаёшь ребёнка? Моя свекровь тоже грозилась, пока я паспорт в суп не уронила. Судья тогда...

Марина не дослушала. Ноги сами понесли к остановке. В кармане болтались два проездных и смятая пятисотрублёвка. Коляска ехала по снегу, подпрыгивая на замёрзших колеях. Сзади, кажется, кричали. Или это ветер завывал в проводах?

Автобус №103 подъезжал к «Детскому миру». Марина вдруг вспомнила, как месяц назад они с Сергеем выбирали здесь первую распашонку. Продавец, указывая на ценники, советовала брать на вырост: «Дети же быстро растут». Сейчас малыш, притихший в конверте, казался таким крошечным, что мог поместиться в ладонях.

Телефон в кармане завибрировал. Сергей. Двадцать пропущенных. Валентина Сергеевна. Пятнадцать. Марина выключила звук, глядя, как запотевшее стекло автобуса стирает очертания торгового центра. Кондукторша, щёлкая билетами, бросила через плечо:

— Вы ж до конца? Там обратно только завтра.

Малыш кряхнул, утыкаясь носом в складку конверта. Марина провела пальцем по его щеке, теплее всего на свете. За окном замелькали поля, укрытые мартовским снегом. В сумке болталась бутылочка со смесью — хватит до вечера. Или нет? Она вдруг не могла вспомнить.

Автобус качнуло на выбоине. Где-то впереди, за лесом, дымила труба завода. Марина прижала к груди свёрток, пытаясь угадать, чьё сердце сейчас бьётся чаще — её или того, кто спал, доверчиво уткнувшись в её сердце.