Позднее признание: боль, которую нельзя было отпустить
После короткого утреннего обхода в городской клинической больнице Любовь Андреевна, которую коллеги ласково называли Люба, направилась в ординаторскую. Там Егор Константинович, её давний коллега — невролог с двадцатилетним стажем, утомлённо объяснял интерну Михаилу тонкости лечения одного из своих пациентов.

— О чём разговор? — поинтересовалась Люба, усаживаясь на мягкий диванчик у двери.
— Пациентка у меня в пятой палате странная, — ответил он, продолжая рассказывать Михаилу, почему предложенное лекарство не подходит. — Это её убьёт, — в заключение сказал Егор.
— Она и так в тяжелом состоянии, но мы можем попробовать, — запальчиво возразил интерн.
— А почему странная? — заинтересовалась Люба.
— Всё в ней странное, начиная с имени. Представляешь, зовут её Фаиной Раевской, только без одной буквы, — пояснил Егор. — Тёзка знаменитой советской актрисы, но по характеру совершенно другая. Актриса была оптимисткой, а эта — совсем нет...
Люба поднялась и подошла к столу Егора, заглянула через его плечо в медицинскую карту пациентки. На титульном листе было написано: Фаина Раевская.
— Как же так живёт с таким букетом болезней? — удивился Егор.
— Мне можно её посмотреть? — задумчиво спросила Люба.
— Свои пациенты не в счёт? — усмехнулся Егор. — Да ради бога, не жалко. Только…
— Только что? — Люба заметила, что интерн пристально её изучает, и отвернулась.
— От неё слова не добьёшься, как будто в раковине сидит, — ответил Михаил.
— Знакомая? — спросил Егор, повернувшись к Любе.
— В школе у меня была подруга с таким редким именем, — задумчиво произнесла она и вышла из ординаторской.
Очарование весны и тени прошлого
Проходя мимо пятой палаты, Люба остановилась у окна в конце коридора. За белой пеленой затянувшего неба пряталось солнце, которое временами ослепляло глаза. На земле, где совсем недавно лежал снег, теперь виднелась грязь прошлогодних листьев и размокшей травы. Весенний ветер качал голые ветви деревьев. Несмотря на мрачность больничного двора, весна уже ощущалась во всем.
Фаина, сидя в кресле у окна, нацепила на запястье загадочный браслет и внимательно рассматривала руку, протянув её перед собой.
— Ну пожалуйста, пойдём на танцы! Что мне там одной делать? — попросила она с лёгкой мольбой в голосе.
— Почему одна? Там будет много народа, — ответила Люба. — Мне надо работать...
— И Костя тоже будет там. Если ты не пойдёшь, буду танцевать с ним всю ночь. Ты пожалеешь! — вдруг сказала Фаина, и её глаза сверкнули, но Люба смотрела в окно, не заметив этого.
— Ну что ж, уговорила. Но ненадолго, — нехотя согласилась Люба.
Фаина вскочила с кресла, запрыгала, и браслет блеснул на её запястье.
Она подошла к шкафу, начала выбирать платье для Любы, словно уже слышала приглушённую музыку, мерцание световых пятен на диско-шаре, движение танцующих тел. Вспомнилась Любе и её молодость с Костей: тёплые руки на спине, его любящий взгляд… Она тряхнула головой, прогоняя воспоминания, и пошла обратно к палате.
Встреча с прошлым
В палате лежали старушки, которые сразу замолчали и повернулись на вошедшую Любовь Андреевну. Её появление их удивило — Люба не была их лечащим врачом. В дальнем углу, отвернувшись к окну, лежала Фаина.
— Не ожидала? Ужасно выгляжу? — спросила она с лёгкой усмешкой, когда встретились взгляды.
— Соответственно состоянию, — спокойно ответила Люба, пытаясь переступить через внутренний шок.
— Ты ходишь? Пойдём в коридор, поговорим, — предложила Люба.
Фаина кивнула и, опираясь на руку, вышла из палаты.
В холле больницы стояли растения в горшках, ряд кресел и тусклый телевизор. Люба села на потрёпанный диван, дала Фаине выбрать место. Та села поодаль и откинулась на спинку, бледная и истощённая.
— Хочешь спросить, как я здесь оказалась? — начала Фаина. — Правда может тебя удивить.
— Почему так запустила себя? Если нужна помощь…
— Не надо жалости. Это я виновата в том, что вы с Костей расстались. — Наступила пауза. — Хотела поговорить, слушай внимательно.
Её голос был слабым, почти безжизненным.
— Я была влюблена в Костю. Ты этого не замечала. Я всегда ходила с вами, не давала уединиться. Ненавидела тебя, но делала вид, что мы подруги. Хотела избавиться от тебя — думала даже облить кислотой на уроке химии. Не знаю, почему не сделала это…
Слова Фаины шли тяжело. Люба потела ладонями, стараясь проглотить горечь.
— Помнишь гадалку, к которой мы вместе ходили? Я её заранее уговорила. Она сказала, что кто-то из наших близких умрёт. Я заплатила ей украденными у матери деньгами. Она нагадала тебе, что если останешься с Костей — он умрёт, и надо бросить его, если хочешь спасти. Ты поверила. Ты уехала учиться в другой город, сказала Косте, что не любишь его. Я подлила масло в огонь и осталась с ним. Он стал чужим, начал пить…
— Ты родила ребёнка, но он умер раньше времени. Я не особо горевала. Цель была — Костя со мной. — Глаза Фаины потускнели. — Потом Костю сбила машина. Говорят, что он сам шагнул под колёса. Водителя оправдали…
Фаина заплакала тихо, слёзы текли по бледным щекам.
— Я боялась умереть, но и жить не могла. Хотела встретиться с Костей, поэтому никуда не уходила. Но теперь я спокойна. Свечку поставь за упокой моей грешной души.
— Фая…
— Я заслужила всё. Мне осталось мало, но даже родить не поздно. Я боюсь жить.
Расставание и новый путь
Когда в холл ворвался интерн Миша с известием об экстренном приступе пациента, Люба встала. Она протянула руку Фаине, чтобы проводить её в палату, но та оттолкнула её с неожиданной для себя силой.
— Сама справлюсь. Уходи, — с силой бросила Фаина.
На следующий день Люба узнала, что Фаина умерла ночью. Она пришла на похороны, где мать тихо рыдала, уткнувшись в плечо отца. Родители даже не узнали Любу и ни на кого не смотрели. Несколько пришедших проститься были ей незнакомы.
Дождь начинал моросить, когда Люба ушла с кладбища, не дожидаясь, пока гроб опустят в землю.
У ворот стояло желтое такси.
— Довезёте до города? — спросила Люба, садясь в машину.
— Хоронили кого? — улыбнулся молодой водитель.
Люба ответила молчанием, глядя в окно.
— Я вас узнал, — сказал он. — Мама лежала в вашем отделении, хвалила вас. После похорон накатывает грусть, чувство вины. Но человек там свободен от боли. Мы же должны жить дальше. Что у вас на вечер?
— Ничего, — призналась Люба.
— Предлагаю сходить в кино. Сто лет не был.
Она улыбнулась впервые за долгие дни.
— Хорошо, — согласилась она. — Нужно жить дальше.
Взглянув в окно своего подъезда, она ощутила, как прошлое отпускает её. Прошлое с Костей, с Фаиной — и своё собственное. Состоялось позднее признание, которое принесло боль, но и облегчение. Впереди был новый путь.
Конец.