Сестра вписала своего мужа в мою квартиру

— Ты теперь с нами живешь, хочешь ты того или нет! — сестра впилась ногтями в косяк, перекрывая собой дверь моей однокомнатной. Её муж Виктор молча поставил на паркет два клетчатых чемодана, от которых пахло дезодорантом «Саша» и прелым вагонным пластиком. Снизу донёсся крик соседки Галины Петровны — старушка уже неделю жаловалась, что я топчу полы в три часа ночи. Только сейчас я поняла: это не я. h2 Первые дни они спали на раскладушке, которую я купила ещё для мамы после её инсульта. Виктор аккуратно складывал свои три пары носков в тумбочку из Икеи, Люда вешала на дверь шкафа розовый халат с вытертыми зайцами. Каждое утро он будил меня запахом дешёвой зубной пасты, стоя в трусах под голым торшером. — Надолго? — спросила я на пятое утро, глядя, как Людка вылавливает ложкой пену с его каши. Сестра фыркнула, размазывая по тарелке сгущёнку. — Пока Витька на новом месте не устроится. Ты ж не хочешь, чтоб племянник в съёмной двушке родился? Она погладила живот, которого не было. Виктор закашлялся чаем. Я вспомнила, как два года назад отдала ей мамины золотые серёжки, когда её уволили из детсада. Вернула она их с погнутыми дужками и без одной жемчужины. h2 К концу месяца в холодильнике появились банки с солёными огурцами, которые Люда ставила строго на верхнюю полку — «чтоб не протекли». Виктор принёс старый телевизор, подключил его к моему интернету и смотрел футбол до двух ночей. Когда я попросила сделать потише, он швырнул пульт в стену, оставив вмятину над диваном. — Ты чего как чужая? — Людка расстёгивала на балконе свои блузки с растянутыми горловинами. — Мы ж родня. Мама бы точно нас не выгнала. Она не знала, что за три дня до смерти мама просила меня не пускать сестру дальше порога. «Слабак у неё, Лерка. Слабак на всю голову». h2 Повестку из суда Виктор принёс вместе с пакетом пельменей «Русский аппетит». — Понимаешь, Лера, — он щёлкнул зажигалкой с голой девушкой, — прописка-то временная, а у нас ребёнок планируется. Соцзащита требует стабильных условий. Я перечитала четвёртый пункт трижды. «Выделение доли в совместно нажитом имуществе». На обратной стороне Людина ручка вывела: «Прости, но семья важнее. Мы тебе компенсируем». Соседка снизу включила дрель. Виктор достал из холодильника банку огурцов, хрустнул одним и бросил в раковину объедок. — Не кипятись. Полквартиры тебе всё равно до лампочки. Одна ведь, детей нет. h2 Адвокат в потёртом пиджаке щёлкла калькулятором. — Прописку через суд аннулируем, но если он успел зарегистрировать брак... На экране её ноутбука ползли цифры: 34% от кадастровой стоимости, переоформление счетов, экспертиза на наличие ремонта. Я представила, как Люда красит стены в нашей с мамой комнате в цвет «персиковый щербет». Как Виктор вешает в прихожей свою кепку с надписью «Адидас». — Альтернатива есть, — юрист достала пачку «Винстон» из ящика с делами о банкротствах. — Предложите выкупить их долг. Если, конечно, найдёте сумму. Я посмотрела на фото мамы на заставке телефона. Она смеялась, обняв папу у нашего гаража в СНТ. Тот самый гараж, который мы с Людой продали, чтобы оплатить её долги после развода с первым мужем. h2 — Ты совсем охренела? — Люда швырнула в меня мокрым полотенцем. — Я тебя в три года от кори выхаживала! Виктор сидел на подоконнике и чистил ножом купюры из желтого кошелька. Тех самых, что я хранила в шкатулке с мамиными брошками. — Судья наш человек, — он плюнул шелухой на мою новую скатерть. — Попробуй доказать, что не сама попросила нас переехать. Ночью я включала запись с камеры, которую купила после их приезда. На экране Люда рылась в моих документах, Виктор прикладывал к зеркалу какие-то бланки. Мамин голос в голове твердил: «Выгони их. Сейчас же». Но в кадре мелькнуло другое — сестра в семь лет, заворачивающая мне пальцы в бинт после того, как я схватилась за раскалённую сковороду. h2 Сегодня утром я отправила заявление в суд. Люда звонила шесть раз, потом прислала фото — мы с ней на качелях в старом дворе. На обороте маминым почерком: «Девочки, берегите друг друга». Виктор прислал голосовое: «Ты пожалеешь». Соседка снизу стучит шваброй в потолок — они снова топят ванную. Я жду, когда закипит чайник, и смотрю на трещину в потолке, похожую на карту метро. От «Парка культуры» до «Киевской» — ровно столько, сколько мы с Людой проехали в электричке перед тем, как отдать её замуж в первый раз. Она тогда плакала, но говорила, что любит. Чайник выключается. Я достаю две чашки — синюю в цветочек и красную с отколотой ручкой. Завтра придут судебные приставы. Или не придут. Снизу доносится голос Галины Петровны: «Молодёжь, вам шум не мешает?». Я открываю окно, чтобы впустить запах осенних яблок с рынка.