JANE LOVE

— Забирай своего сопляка и проваливай к мамаше! — крикнул муж, хлопнув дверью

15 апреля, 21:20

Ольга прижала к груди завернутого в клетчатое одеяло Сашку. Щека младенца, горячая от плача, жгла кожу сквозь ткань халата. За спиной щелкнул замок. Стук каблуков по бетонной лестнице растворился за толстой дверью квартиры 34.

Она опустилась на корточки у лифта. На лестничной клетке пахло краской и кошачьей мочой. Снизу, из распахнутого окна первого этажа, тянуло мартовским ветром. Сашка зашевелился, его тонкий вой перерос в истошный крик. Ольга закусила губу, пытаясь расстегнуть халат дрожащими пальцами. Молния заела.

«Не сейчас. Только не сейчас», — мысленно умоляла она тело, чувствуя, как набухает грудь. Молоко проступило сквозь ткань синими пятнами.

Квартира, которая больше не дом

Два года назад эти стены видели другое. Они с Димой красили их в персиковый цвет вдвоем, смеясь над пятнами краски в волосах. На кухне до сих пор висел криво прибитый крючок для половника — Ольга тогда ругалась, что муж вечно все делает спустя рукава. Теперь этот крючок держал ключи от чужой машины. Димыной «Лады» давно не было — продали в первый месяц декрета.

Ольга приложила ладонь к металлической двери. Из-под порога тянуло холодом. — Дима... — голос сорвался на шепоте. — Дима, я не к маме. Ты же знаешь. Ответом стал грохот телевизора. Сквозь дверь пробивался смех из какого-то ток-шоу.

Сашка всхлипывал, причмокивая во сне. Она опустилась на ступеньку, прижимаясь спиной к холодным перилам. В кармане халата нащупала телефон. Батарея — 3%. Три контакта в быстром наборе: «Мама», «Дима», «Света из роддома». Первые два теперь вели в никуда.

Окна свекрови

Через двор, в доме напротив, на четвертом этаже горел свет. Там жила Галина Петровна. Свекровь наблюдала за происходящим, приподняв тюлевую занавеску. Ольга видела оранжевый отсвет люстры-светильника, который та купила на распродаже в «Леруа Мерлен». Тот самый, с пластмассовыми «хрустальными» подвесками.

Телефон завибрировал. Неизвестный номер. — Оленька? Это соседка твоей мамы, Клавдия Семеновна. Ты... ты сейчас дома? Голос дрожал. Ольга сглотнула ком в горле. — Нет. А что случилось? — Квартиру твою мамину... — старушка закашлялась. — Приезжали какие-то люди. С папкой документов. Говорят, теперь здесь их жилплощадь.

В ушах зазвенело. Мамина двушка в Люберцах — единственное, что осталось. Последние полгода Ольга отказывалась верить подругам, советовавшим проверить документы. Дима клялся, что все в порядке. Что «сам разберется».

Обещанное завтра

Первый раз он ударил стену кулаком, когда Сашке было три недели. — Хватит ныть! — его дыхание пахло «Жигулевским». — Я же сказал — завтра куплю смесь! Ольга прикрывала ребенка собой, хотя знала: Дима никогда... Нет, не никогда. Месяц назад швырнул тарелку с борщом об холодильник. В прошлую пятницу сломал ручку коляски, когда она попросила помочь спуститься.

«Завтра» не наступало. Смесь заканчивалась, счет в Сбербанке — тоже. Галина Петровна приносила гречневую кашу в контейнерах: «Тебе бы похудеть, Оль. Мужики любят стройных». Дима молча брал последние пятьсот из кошелька жены на сигареты.

Прописка в никуда

Сашка заплакал снова. Ольга встала, покачиваясь на месте. Лифт загудел — кто-то ехал вниз. Она натянула капюшон куртки на голову ребенка, сама осталась в тапочках на босу ногу. — Девушка, вам помощь нужна? Пожилая женщина в пуховом пальто смотрела на нее через очки-лисички. В руках — пакет из «Пятерочки» с батоном и молоком. — Нет, — Ольга резко отвернулась. — Жду мужа.

Ложь вышла автоматически. Стыд оказался сильнее страха. Она представила, как та самая Клавдия Семеновна видит ее сейчас: немытая, в рваном халате под курткой, с орущим свертком вместо ребенка. Как мама в последний месяц, когда соседи начали жаловаться на запах из квартиры.

Звонок Свете

Батарея — 1%. Ольга нажала на третий номер. — Свет, это я. Извини, что поздно... — Оль! — подруга из роддома зашуршала телефоном. — Слушай, я не могу долго. Максим опять с температурой. Ты как? — У меня... — Ольга прикусила язык. Сашка всхлипнул. — Все нормально. Хотела спросить про ту вакансию. В магазин одежды. — Ой, милая, там уже взяли девочку. Но ты не расстраивайся! Может, в «ВкусВилл»? Там график сменный...

Экран погас. Ольга прислонилась лбом к холодному стеклу окна. За ним — детская площадка с обледеневшими горками. Ровно год назад они с Димой мечтали, как будут катать здесь Сашку. Смеялись, выбирая имя: «Если мальчик — Александром назовем, как Суворова! Чтобы сильным был».

Ключи от прошлого

В кармане халата что-то звякнуло. Ольга вытащила связку — два ключа от почтового ящика и брелок в виде слоника, подаренный Димой на первую годовщину. И чужой ключ на красной нитке. Тот самый, что свекровь вручила со словами: «На случай, если Диме плохо станет». Она сжала металлический зубчик, пока он не впился в ладонь. В доме напротив уже погас свет. Галина Петровна спала или притворялась.

Сашка зашевелился. Ольга распахнула куртку, прижав его к груди. Молоко текло по животу теплыми струйками. Где-то хлопнула дверь подъезда. Морозный воздух потянулся вверх по лестнице, цепляя босые ноги.

Выбор

Ольга поднялась. Спустилась на первый этаж. На козырьке подъезда висели сосульки, похожие на кривые ножи. Она набрала код от чужой двери — тот, что Дима ставил на чемоданный замок: дата рождения свекрови. — Кто там? — Галина Петровна открыла цепочку. Ольга шагнула вперед, прижимая сына к груди. — Вы говорили, что хотите внука видеть по выходным.

В коридоре пахло борщом и лавандовым освежителем. На тумбе под зеркалом лежал Димин паспорт — раскрытый на странице с пропиской. В графе «Семейное положение» чернела аккуратная печать: «Расторгнут».

Сашка заплакал. Ольга не стала его укачивать.