— Продашь квартиру или я тебе не муж! — рявкнул Денис, швырнув пачку счетов на кухонный стол

Лампочка под потолочным плафоном мигнула, будто моргнула от неловкости. Марина прижала ладонь к холодной чашке, следя за тем, как дрожит поверхность кофе. Трещина на эмалированной кружке — подарок соседки по общежитию десять лет назад — тянулась точно по линии её жизни на хиромантской картинке из дешевого журнала.

— Ты слышишь меня вообще? — Денис двинул стул, царапая ножкой линолеум с вытертыми цветами. — Сейчас снимаем эту конуру за сорок тысяч, а твоя двушка в Люберцах стоит как три годовых зарплаты! Наташа говорит...

— Какая Наташа? — Марина резко подняла глаза. В зеркале над раковиной мелькнуло её отражение: тридцать четыре года, тёмные круги под глазами от ночных смен в регистратуре, рубашка с выцветшими ромашками.

— Ну... сестра. Её муж в автосервис вкладывается. Гараж купили под Калугой, сейчас...

— Твоя сестра два раза разводилась, — Марина встала, цепляясь коленкой за выдвижной ящик. Из щели сыпались крошки давно засохшего хлеба. — После того как её первый муж «вложился» в сеть автомоек, помнишь? Она три года алименты выбивала.

Денис сгреб со стола квитанции. «За февраль — 38 700», «задолженность за январь — 12 000», синие печати «УК „Домострой“» расплывались на мокрой от чайного пара бумаге.

— А ты хочешь, чтобы наш сын вырос в этом... — он махнул рукой в сторону заложенного детскими рисунками окна, за которым маячила серая стена соседнего дома. — Ты вообще понимаешь, что через год мы не сможем платить даже за эту трущобу?

Крошки на плите

Ночью Марина ворочалась на диване, купленном по акции в «Магните». Денис храпел за тонкой перегородкой, где едва помещалась раскладушка. Артёмка спал в углу за шифоньером — они отгородили ему пространство шторами из «Икеи», когда мальчику исполнилось шесть.

«Твоя двушка». Денис всегда подчёркивал местоимение. Квартира в панельной девятиэтажке — наследство после родителей, погибших в автокатастрофе. Два года судов с дядей, который пытался оспорить завещание. Пятнадцать квадратов детства: папины часы с кукушкой над диваном, мамин сервиз за стеклом стенки, трещина на балконной двери от того раза, когда она в четырнадцать решила сбегать к парню через карниз.

Утром, пока Денис отвозил Артёма в сад, Марина достала из шкатулки документы. Сберкнижка с 87 000 рублей — копилка на ремонт, который всё откладывался. Фотография отца у станка на заводе «ЗИЛ», уже не существующем. Справка о переходе квартиры в собственность через три месяца — последняя отсрочка по наследственным налогам.

— Марин, ты спишь? — в дверь постучала Людмила Степановна, соседка сверху. — У меня опять трубы гудят, может, ваш Денис посмотрит?

Старуха принесла банку абрикосового варенья «в долг» и полчаса говорила про инфляцию. «Моя-то пенсия еле на лекарства хватает, а вы молодые... Да вы уж простите, что влезаю, но слышала вчера...»

Обещанные тридцать серебренников

Наталья приехала в пятницу. Марина сразу узнала рыжие локоны за дешёвым гель-лаком и голос, громкий как сирена:

— Дениска, ты где? Тащу сумки-то!

— Марин, мы тут кое-что обсудим, — муж избегал взгляда, расставляя на столе контейнеры с салатами от сестры. — Наташа просто хочет помочь.

— Помочь или впарить очередную аферу? — Марина сгребла в кучу Артёмкины карандаши. Мальчик притих в углу, собирая лего.

— Вот именно поэтому ты до сих пор в регистратурах щёлкаешь! — Наталья хлопнула ладонью по папке с бумагами. — У Серёжи уже три гаража, мы в Сочи квартиру...

— Которую отобрали за долги полгода назад? — Марина вздохнула, глядя на Дениса. — Мы не будем продавать мою квартиру.

— Нашу, — поправил муж. — Мы же семья. Или ты всё ещё считаешь это своим личным убежищем?

Артёмка уронил деталь конструктора. Пластик гулко стукнул об пол, закатившись под холодильник с жужжащим компрессором.

Счетчик в подъезде

После ухода Натальи Денис неделю спал на кухне. Марина считала трещины на потолке, слушая, как он перебирает бумаги за тонкой дверью. Коммунальщики прислали новую квитанцию — долг рос как плесень на сырых стенах.

В среду её вызвала заведующая поликлиникой:

— Марина Валерьевна, вы же понимаете... Сокращения. Можем оставить на полставки, но...

По дороге домой она зашла в свой дом в Люберцах. Подъезд пах краской — муниципальные рабочие замазывали граффити. Квартира встретила пылью на маминых вышивках и тиканьем сломанных часов.

— Здравствуйте, вы собственник? — Молодой человек в кожанке поднялся с лавочки у подъезда. — Слушайте, мы тут кооператив организуем, перекупаем квартиры у...

Марина побежала вверх по лестнице, где на площадке пятого этажа всё ещё висел ржавый велосипед Петровича из 56-й квартиры.

Последняя электричка

— Я нашёл покупателей, — Денис встретил её в дверях. Лицо его напоминало Артёмкино, когда тот пытался спрятать разбитую чашку. — Дадут на триста тысяч больше рыночной. Хватит на первый взнос за ипотеку...

Марина посмотрела на спящего сына. Его крошечные ботинки стояли под батареей, подошвы стёртые от дворовых игр. В углу торчал рюкзак с динозавром — подарок на прошлый день рождения от Людмилы Степановны.

— Если я скажу «нет», ты уйдёшь? — спросила она тихо.

Денис молчал. За окном завыла сирена скорой — кто-то из соседей, наверное. Где-то в подъезде капал кран, отсчитывая секунды. Марина представила, как подписывает бумаги, как чужие люди выносят папин диван, как закрашивают обои в её комнате, где остались следы роста с двенадцати до семнадцати лет.

— Я... — начала она.

Телефон в кармане дрогнул: сообщение от коллеги. «Марин, ты вчера забыла смену сдать. Завтра приезжай, а то штраф вычтут».

Артёмка пошевелился во сне, уронив плюшевого медведя на пол. Марина подняла игрушку, вдыхая запах детского шампуня и старой пыли.