— Ты что, квартиру тоже захочешь продать? — кричала Света, хватая мужа за рукав пиджака

Алексей отстранил её руку так резко, что пуговица со звоном отскочила по кафелю. Он поправил галстук, подаренный на двадцатилетие свадьбы, и потянулся к папке с документами на краю обшарпанного кухонного стола. За окном майский дождь стучал по жестяному козырьку, напоминая Свете, как они с Лёшкой вдвоём красили эту крышу прошлым летом — он держал лестницу, а она, высунув язык от старания, выводила ровные мазки валиком.

— Ты сама говорила: домик разваливается, денег на ремонт нет. — Голос мужа напоминал скрип несмазанных петель. — Сергей Петрович предложил цену хорошую. Хочешь, чтобы Танюша в том же корпусе общежития, что и мы, детей рожала?

Света машинально потрогала шрам на указательном пальце — след от топора, когда они вместе рубили дрова для первой бани в новенькой, пахнущей сосной даче. Тогда, в девяносто восьмом, даже мысли не было оформлять бумаги на двоих. «Мы же семья», — смеялся Алексей, целуя её в макушку, пока нотариус заполнял документы на его имя.

...

Шесть дней спустя

Глинистая колея после вчерашнего ливня хлюпала под колёсами старой «Лады». Света жалась к двери, глядя, как муж водит пальцем по экрану телефона, пересылая голосовые сообщения кому-то из «партнёров по бизнесу». Последние три года этот бизнес пах дешёвым одеколоном и женским смешком из телефонной трубки.

— Ты хоть помнишь, где поворот? — бросила она, когда машина проскочила знакомый дуб с вырезанным сердечком. Алексей просто хмыкнул, сворачивая на объездную дорогу. Света вдруг поняла: он боится ехать мимо старого садового товарищества. Того самого, где тётя Люба с четвёртого участка каждый август приносила им банку малинового варенья «для крови».

Когда показались резные ворота, Света впилась ногтями в потёртый кожзам сиденья. На месте их яблоневого сада рычал жёлтый экскаватор, выкорчёвывая кусты смородины, которые она сажала беременной Танюшей. Две девочки в розовых куртках кидали камни в пруд, где ещё в прошлое воскресенье плавали карпы, купленные Лёшкой к её дню рождения.

— Это что?! — Света выскочила из машины, не дожидаясь остановки. Её любимые шторы в горошек — те самые, из первой зарплаты Тани — болтались на верёвке между соснами. Какой-то мужчина в каске выносил на крыльцо старую швейную машинку «Зингер» — подарок её покойной свекрови.

— Документы все в порядке, — появился за спиной Алексей. В его руках дрожал лист с печатями. — Сергей Петрович купил участок неделю назад. Деньги уже на счету фирмы.

Света медленно повернулась. В ушах пульсировало, как в тот день, когда она узнала про ту шатенку из бухгалтерии. Тот же привкус меди на языке, та же дрожь в коленях.

— А я? — её голос сорвался на визг. — А Танюша? А внуки, которые здесь... — Она вдруг вспомнила, как две недели назад Максим, её зять, осторожно спрашивал, не продадут ли они дачу. «Ты же знаешь Лёшку, — смеялась тогда Света, развешивая внукины распашонки на верёвке. — Он скорее руку отрубит, чем нашу память предаст».

...

Три часа ночи. Кухня хрущёвки

Света сидела на балконе, кутаясь в плед с вышитыми петухами — последний подарок матери перед смертью. За тонкой стеной слышалось сопение мужа. Он храпел всё так же, как в их первую брачную ночь в этом самом доме. Только тогда это звучало мило, а сейчас напоминало рёв трактора, перепахивающего её жизнь.

В тетради в клеточку, куда она обычно записывала рецепты, теперь аккуратно пестрели выдержки из Гражданского кодекса. Оказывается, даже будучи официальной женой, она не имеет прав на имущество, купленное до брака. А их скромная дача как раз из тех времён, когда Лёшка бегал за ней с гитарой и стихами Есенина.

— Мам? — Танюша присела на корточки рядом, пахнущая молоком и детским кремом. — Папа сказал... что вы разводитесь?

Света потянулась к кружке с остывшим чаем. На дне лежал нерастворившийся кусочек сахара — именно так, как любила её свекровь. Та самая, которая на смертном одре прошептала: «Держись за Лёшеньку. Мужики они как берёзы — гнутся, но ломаются редко».

— Мы с папой... — Света вдруг заметила, что дочь держит в руках ключи от их дачи. Те самые, с брелоком в виде божьей коровки. — Тань, откуда?

— Папа велел выбросить. Говорит, теперь там чужой замок. — Девушка всхлипнула, прижимая к груди связку металла. — Они же Сашеньку там крестили! И бабушка...

За стеной громко скрипнула кровать. Алексей вышел в туалет, даже не взглянув на них. Света вдруг ясно представила, как через месяц он приведёт сюда ту новую — с нарощенными ресницами и смехом, как у продавщиц в автосалоне. И будет рассказывать, как «избавился от развалюхи».

...

Утро. Приёмная юриста

— По закону вы можете претендовать только на долю в совместно нажитом имуществе за годы брака. — Молодой человек в очках щёлкнул ручкой с логотипом какой-то фирмы. — Но если докажете, что вкладывали личные средства в ремонт...

Света перебирала в кармане чек на 50 тысяч от продажи бабушкиного сервиза. Тех самых фарфоровых чашек с васильками, которые они с Лёшкой берегли для особых гостей. Деньги ушли на новую крышу дачи прошлой осенью. Но расписки-то она не брала. Кто же думал, что...

— А если... — она кашлянула, смахивая соринку с юбки. — Если я пода́м на раздел всего имущества? Квартиры, машины...

Юрист вздохнул, переставляя папки на столе. За окном завывала сирена скорой — кто-то ещё терял что-то важное в этом сером микрорайоне.

— Судебные тяжбы могут затянуться на годы. Вы готовьтесь к тому, что муж будет оспаривать...

Света вдруг встала. Её тень на потолке напоминала ту девчонку из далёких девяностых, которая однажды вечером выгнала из дома пьяного отца, защищая мать. Тогда она тоже дрожала, но голос не дрогнул: «Уходи. Или я тебя сама выведу».

...

Вечер. Парковка у садового товарищества

Новые хозяева уже поставили трёхметровый забор. Света прижалась лбом к холодному металлу, пытаясь разглядеть сквозь щель хоть кусочек своего крыльца. Вдруг — знакомый скрип. Тот самый, который Лёшка обещал починить прошлым летом. Из-за забора вышла женщина с младенцем на руках.

— Вам кого? — она поправила платок на ребёнке. — Хозяев нет, уехали...

Света вдруг рассмеялась. Зло и горько, как никогда не смеялась за тридцать лет брака. Она повернулась и пошла прочь, сжимая в кармане ключ с божьей коровкой. За спиной скрипели новые ворота, а впереди маячили огни автобусной остановки. Завтра она вернётся сюда с юристом и соседями, которые помнят, как сажали эти яблони. Или не вернётся. Ещё не решила.

Главное — ключ пока её. А значит, история ещё не дописана до конца.