Почему я вырастила огурцы, а сын привёз только две банки

Сквозь неплотно задёрнутые занавески в комнату осторожно прокрался утренний свет. Нина Михайловна уже давно проснулась и просто лежала, равнодушно рассматривая потолок. В тишине старого дома, где каждый скрип и шелест был знаком, а лучи весеннего солнца казались особенно теплыми, она пыталась прогнать накопившуюся за ночь усталость и душевную лень. Медленно поднялась, привычно заправила постель, размяла затёкшую спину и, неохотно, отправилась умываться.

Весна в этом году выдалась ранней. Снег почти сошёл, но ночи ещё стояли холодные. К утру в доме становилось зябко. Спасибо доброму соседу Петровичу — на неделе привёз дрова. Вот бы прибрать их, да сил не хватает. Так и лежат, сваленные рядом с калиткой.

Нина Михайловна задумчиво постояла возле холодильника. Зимой он был выключен — что зря электричество мотать? Холода и на веранде хватает. Да и что хранить в нём? Пост же. Живёт одна. Открыла дверцу старенького агрегата и вытащила оттуда пачку печенья — любимого лакомства к чаю. Без чая с печеньем жизнь была бы уже не та.

На плитке закипал облезлый эмалированный чайник. Женщина аккуратно налила из маленького заварничка вчерашней заварки, осторожно разбавила кипятком и присела за краешек кухонного стола, задумчиво посмотрев в окно. Да… дрова надо срочно убирать, а то тучи на небе. Не дай бог дождь польёт…

Весточка из города

Возле калитки появилась Танечка, дочка соседки Оли, и направилась прямо к дому. Нина Михайловна поспешила на крыльцо, накинула платок. Девочка сияла:

— Баб Нин, баб Нин! Мама просила передать, что дядя Андрей звонил. Сказал, что завтра приедет. Просил, чтобы ты никуда не уходила!

Телефон в деревне был только у Ольги — один на всю улицу, да и тот работал плохо: то треск стоял, то слова пропадали. Женщина ойкнула и пошатнулась. Вовремя опёрлась о стенку дома и медленно села на скамейку. Андрюшенька… сыночек…

— Баб Нин, ты чего? — испугалась Танечка, всматриваясь в побледневшее лицо. — Всё в порядке? Может, тебе помочь?

— Нет, нет, всё хорошо, солнышко, беги, беги. Спасибо тебе.

Ах, Андрюшенька, Андрюша… Радость-то какая… Наверное, всей семьёй приедут. И Юленька, и внуки. Внуков-то, Рому со Светой, уже года три не видела — только на фотокарточках. Старые фотокарточки, тогда они ещё школу не закончили. А сейчас уже совсем взрослые. Сын со снохой больше года не заезжали. Но понятно: двести вёрст… наездишься ли тут?

Из задумчивых размышлений Нину Михайловну вывел кот. Явился после ночных похождений и с удивлением увидел хозяйку, сидевшую на улице. Потёрся о ноги, жалобно помяукал… Женщина вздрогнула и почувствовала холод. Тяжело поднялась со скамьи и вернулась в дом.

Подготовка и ожидание

Опять вскипятила воду, попила чаю, чтобы согреться. Затем подошла к буфету и открыла ящик. Достала деньги, бережно завёрнутые в пакетик, пересчитала. Не густо. Но ничего, выкрутимся, слава богу, что пост — хоть какая-то экономия. Картошка своя, огурцы солёные… Зима уж прошла. Выживем, с голоду не помрём. Как-никак гости дорогие. Надо в магазин сходить, не одной же картошкой с огурцами их кормить…

— Ну вот, видишь, Михайловна, а ты переживала. Приедет завтра сын и все дрова уберёт, и калитку заодно поправит, — порадовалась продавщица на рынке, быстро набрав на небольшую сумму всё необходимое. И колбаски, и кусочек мяса, и бутылку вина. А как же? Всё-таки родные люди, да и нечастые гости. На две шоколадки внукам денег осталось. Хоть и большие уже, но всё равно дети…

Бережно сложив покупки в сумку, Нина Михайловна счастливая шла домой. Надо ещё прибраться. Хоть и чисто у меня, но всё же… Может, и занавески новые повесить? Хотела на Пасху, но зачем ждать? Пожалуй, поменяю.

Остаток дня прошёл в хлопотах. Полы вымыты, дорожки постелены, занавески повешены. В печке догорают последние поленья. Хозяйка допила очередную чашку чая и с удовольствием оглядела сверкающий чистотой дом. Ну и хорошо, вот и славненько. Скоро Пасха, а у меня уже всё убрано. Да, собственно, и было не грязно. Мусорить-то кому? Живём вдвоём с котом…

Встреча с сыном и огурцами

Ночью не спалось. Какая радость — сыночек Андрюшенька приезжает! Утром Нина Михайловна соскочила ни свет ни заря — только начали пробиваться первые лучи солнца сквозь новые занавески. Торопливо выпила чаю, натаскала воды из колодца, изредка давая отдохнуть больной ноге, потом хлопотала по хозяйству. Топила печь, накрывала стол, постелила праздничную скатерть, расставила приборы, варила и жарила. Запахи такие, что еле удержалась, чтобы не нарушить пост. Но устояла и твёрдо решила: последние дни продержится, дети не постятся — пусть едят.

Когда всё было готово к приезду, неожиданно зашёл Петрович. По-хозяйски оглядел калитку, покосившуюся на одной петле, попинал провалившуюся ступеньку крыльца, оглядел груду дров. Постоял, покурил…

— Михалвна, слышь? Давай, говори, куда дрова убирать. А потом калитку поправлю, и крыльцо починю, — строго скомандовал он, чувствуя себя хозяином положения.

С того дня как жена умерла, Петрович жил один, но не сдался, не спился, вёл хозяйство — так, что любая женщина позавидует. Даже поросёнка держал. В другое время Нина Михайловна обрадовалась бы помощи соседа, но сейчас, когда в любой момент может приехать сын… А тут чужие люди… Не любит он чужих. Расстроится, что кто-то посторонний матери помогает, будто бы сына нет… В общем, отказалась.

Петрович обиделся, но он добрый, отходчивый. Андрюшенька сам всё сделает. Тут делов-то — пара часов. Раньше Нина Михайловна сама справлялась. В прошлом году упала, зашиблась, всё никак до конца не поправится. Да и возраст уже не тот. Шестьдесят восемь лет — шутка ли?

День перевалил на вторую половину. Женщина собиралась прилечь — устала, спину ломило, нога покоя не давала, но, взглянув в окно, заметила вдалеке белоснежную машину, горделиво плывущую по узким улочкам деревни. Нина Михайловна застыла в недоумении – у сына совсем другой автомобиль. Кроме неё никого не ждут. В деревне-то всего десяток семей. Но машина подъехала к её дому. И остановилась.

Женщина, забыв про больную ногу и спину, выскочила наружу. Сын со снохой вышли из машины и встретили её.

— Андрюшенька, Юля, ну что же вы стоите? А дети где? — волновалась Нина Михайловна, заглядывая сквозь тонированные стёкла.

— Здравствуй, мам, — обнял её сын. — Ну что ты плачешь? Да ладно тебе, перестань…

— Здравствуйте, Нина Михайловна, — подошла Юля и протянула тортик и букет ярких цветов в блестящей упаковке. — Это вам.

— А дети где? — переспросила хозяйка дома.

— А дети уже взрослые, им с нами неинтересно, — усмехнулся Андрей и погладил крыло машины. — Смотри, мам, новую купили. «Зверь»! По любой дороге проедет. За два часа до тебя долетели — красота! Нравится?

Нина Михайловна кивнула, радовалась, что всё готово и можно сразу садиться к столу, чтобы поесть с дороги.

— Пойдёмте в дом, что ж мы тут стоим? — засуетилась она.

Сын, обходя груду дров и закрывая калитку, печально качнул головой. Сноха, пренебрежительно переступая через сломанную ступеньку, сказала:

— Вы бы хоть наняли кого-нибудь, пусть дом поправят. Ноги же можно переломать, страшно входить…

Нина Михайловна растерянно открыла дверь. Цветы и торт мешались в руках. Андрей придирчиво оглядел тесную кухню, заглянул в комнату, подошёл к столу. Взял с тарелки кусок колбасы, понюхал и положил обратно.

— Что, Андрюшенька, что-то не так? Вроде свежая колбаска, вчера покупала.

— Да не, мам, всё в порядке.

— Ну, давайте, идите скорее к столу. Голодные, с дороги? Я борщ сварила, такой, как ты, Юля, любишь. И котлетки сделала, Андрюша, твои любимые, мяса не пожалела, — суетилась мама, доставая из холодильника бутылку вина и на всякий случай — водки.

Сноха взяла с тарелки солёный огурец, присела на краешек дивана и аппетитно захрустела:

— Ох, как же я люблю ваши огурчики, Нина Михайловна.

Хозяйка торопливо вытерла руки передником и вытащила трёхлитровую банку. Последнюю. Ну и пусть. Всё-таки не чужие люди.

— Вот, возьмите с собой. Поедете — не забудьте.

Но за стол никто не сел. Юля взглянула на часы. Нине Михайловне стало неловко. Она словно почувствовала что-то неладное и присела на краешек дивана, испуганно глядя на сына.

— Мам, извини, мы, собственно, за огурцами к тебе и заехали. Мимо проезжали. К друзьям. На шашлыки. Давно договорились. На дачу.

— Что, даже чаю не попьёте? — женщина сжимала руками край халата.

— Мам, ну ты пойми. Всего два выходных, хочется отдохнуть, расслабиться после работы. Нас люди ждут.

Нина Михайловна молча кивала, пытаясь вглядеться в глаза сына. Андрей вытащил из кармана толстый бумажник, достал две пятитысячных и положил на стол. Потом ещё одну.

— Вот, купи себе что-нибудь. Или найми кого-нибудь, пусть дом отремонтируют. Ты лучше меня в деревенской жизни разбираешься. Не болей, держись. Номер помнишь? Если что — звони. Ладно, поехали, не обижайся, ещё раз извини, — быстро вышел из дома. Жена последовала за ним.

Пустота после ухода

Нина Михайловна понимала, что надо подняться и выйти проводить их, но не могла. Ноги не слушались, отказали. В голове крутились одни и те же слова: «Куда они голодные поедут? Какие ещё шашлыки? Разве это еда? Кто им такой вкусный борщ приготовит? Да и котлеты тоже…»

Вдруг кто-то зашёл. Женщина встрепенулась: «Останутся! Вернулись! Передумали! Как же не остаться? Всё-таки мать родная, да и свои же люди…» Слёзы радости потекли по щекам.

— Андрюшенька! Передумали?

— Мам… Огурцы забыли... А ты чего сидишь? Проводила бы хоть нас. Столько не виделись, а ты… Да не реви, приедем скоро. Обещаю. Всего два часа ехать.

Кое-как успокоилась. Собралась с силами и с трудом поднялась. Вышла на крыльцо и грустно взглянула вслед белоснежной машине. Из окон гремела музыка.

Женщина печально осенила крестным знамением скрывшихся за горизонтом детей, вытерла слёзы, взглянула на небо и тяжело вздохнула:

— Кажется, дождь начинается. Надо дрова убирать.

А в комнате, на столе, рядом с деньгами, сидел кот и уплетал котлету. Ел и дивился:

«Откуда такая щедрость? Пост ведь у нас…»