JANE LOVE

— Маша, пока вы с Сашкой ребёнка делали, мы квартиру вашу залогом оформили — свёкор пригнулся к замку

18 апреля, 21:38

Дождь стучал по подоконнику съёмной однушки, где мы с Сашей ютились третий год. На кухне пахло подгоревшей гречкой — я забыла выключить плиту, пока листала уведомления из банка. Три микрозайма. Два миллиона. На меня.

— Ты вообще слушаешь? — голос мужа дрогнул, когда я ткнула пальцем в экран смартфона. — Твои родители. Мои паспортные данные. Как?

Саша отодвинул тарелку с холодным пловом, оставшимся после вчерашнего визита свёкра. Тот привёз полмешка картошки с дачи и новенький iPhone — «подарок за то, что внука ждём».

— Может, ошибка? — он потянулся за сигаретой, хотя бросал месяц назад. — Папка же клялся, что долги закрыл после того случая с ломбардом...

«Того случая» хватило, чтобы мы два года платили за его кредитку. Тогда я впервые увидела, как свёкор хватает Сашу за грудки: «Ты ж мужик! Прикрыть родного отца не можешь?»

Телефон завибрировал — банк «Стремительный» напоминал о просрочке. В графе «залог» значилась наша ипотечная квартира в новостройке. Та самая, куда мы должны были въехать через полгода. Где уже оклеили детскую обоями с мишками.

*

Свекровь встретила меня пирогом с капустой и новыми шторами в горошек. На столе — фотография Саши в первом классе и папка с надписью «Кредитные договоры».

— Ой, Мариш, не кипятись ты, — Лидия Петровна сунула мне вилку, чтобы я брала горячее. — Мы же семейные люди. Разберёмся по-хорошему.

Свёкор вошёл, хлопая дверью. От него пахло дешёвым коньяком и машинным маслом. Он бросил на стол связку ключей с брелоком «Лучшему отцу» — наш подарок на шестидесятилетие.

— Думала, в одни ворота играть будем? — Николай Иванович щёлкнул зажигалкой возле моего лица. — Ты ж сама говорила — семья всё преодолеет. Вот и преодолевай.

Оказалось, три месяца назад они оформили микрозаймы под залог нашей квартиры. Пока я лежала на сохранении после выкидыша. Пока Саша сутками работал на двух работах. Пока мы верили, что родные люди не ударят в спину.

*

— Они подделали твою подпись? — адвокат Татьяна листала документы, пахнущие дезинфекцией и отчаянием. — Нотриус заверял?

Я кивнула, вспоминая как свекровь уговаривала меня «на всякий случай» оставить у них копию паспорта. «А вдруг квартиру оформлять будете, а мы поможем!»

— У вас есть свидетели, что в день подписания вы были в другом месте? Медицинские справки о госпитализации?

Две недели в перинатальном центре. Капельницы, уколы, запрет даже на телефон. Саша носил передачи и прятал лицо, когда я спрашивала, почему он пахнет коньяком.

*

— Ты вообще понимаешь, что предлагаешь? — Саша впервые за семь лет повысил на меня голос. — Подать в суд на моих родителей? Это же тюрьма им светит!

Я смотрела на его руки — всё те же веснушки на костяшках, что и в день свадьбы. Теперь они сжимали распечатку смс от отца: «Сынок, объясни своей стерве — если что, квартира всё равно наша. Прописка-то моя в ней осталась».

Внизу, под окнами, завывала сигнализация чьей-то разбитой машины. Где-то там, в ночи, наши свёкры праздновали удачную сделку с коллекторами. Наша спальня пахла прелыми яблоками из их сада.

*

Адвокат нашла двух «свидетелей», готовых подтвердить моё присутствие на сделке. Бывшую одноклассницу Саши с синяком под глазом и соседа-алкоголика. Николай Иванович не зря тридцать лет проработал участковым.

— Детка, — Татьяна закрыла ноутбук, — у тебя есть выбор. Платить. Или сжечь всё.

«Всё» — это Сашин смех за завтраком. Его привычка гладить мои волосы во сне. Наши совместные планы назвать дочку Вероникой.

*

Они пришли вечером, когда муж задержался на работе. Свекровь расстелила на столе новую скатерть с рюшами — «чтобы жизнь сладкой была». Николай Иванович положил рядом с чайником пачку расписок.

— Вот что, невестка. Либо ты переоформляешь квартиру на нас, либо... — он достал из кармана мою больничную карту. Страница о несостоявшемся выкидыше. — Интересно, что скажут в твоей конторе, когда узнают, что ты псих? Кто ж тебе ребёнка доверит?

Я вспомнила свой кабинет в соцслужбе. Папки с делами детей, чьи родители «немного ошиблись». Свою подпись в графе «изъять из семьи».

*

Саша спал, обняв мой валик для шеи. Я смотрела на его ресницы — всё такие же густые, как у того парня из института, что носил мне ромашки в стеклянной банке. Теперь он храпел, устав после ночной смены охранником.

В три утра я открыла ноутбук. В поисковой строке мигало: «как доказать подлог подписи», «срок давности по микрозаймам», «развод через Госуслуги».

На балконе, где сушились Сашины футболки, звенели бутылки. Наш дом спал. Где-то за тонкими стенами плакал младенец, ссорились супруги, включали чайник старики. Обычная жизнь.

Утром я подала заявление в полицию. Когда Саша прочёл смс от отца — «Твоя сука меня подставила» — он разбил наш свадебный сервиз. Голубая каёмочка, что так нравилась свекрови, впилась мне в ладонь.

Сейчас пишу это, глядя на чемодан у двери. Адвокат говорит, есть шанс выиграть. Но что останется после битвы? Долги вместо квартиры. Обиды вместо любви. Пустая детская с обоями, которые мы выбирали вчетвером — я, Саша, Лидия Петровна и её советы про фэн-шуй.

Дверь щёлкнула. Саша стоит на пороге с ромашками из газона. Говорит, что готов быть свидетелем. Что отец ему больше не семья. Что мы справимся.

Я глажу лепестки, пахнущие бензином и ложью. Где-то там, в его кармане, звонит телефон. На экране — папин номер. А в моей ладони кровоточит осколок нашей прежней жизни.