— Мама, завтра освобождай комнату — Алина поставила тарелку борща так, что бульон расплескался на скатерть в горошек

Валентина Семёновна замерла с половником в руке. Всё лето 2022 года пахло перезрелой смородиной и тревогой. Дочь стояла в дверях кухни, уперев руки в бока поверх розовой кофты из «Пятёрочки». За её спиной маячил зять Сергей — бывший военный, теперь охранник склада стройматериалов. Его новые татуировки на шее шевелились, когда он говорил:

— Теща, мы ж договорились. Саше нужна комната для занятий. В школу-то нормальную не попасть, репетиторов нанимаем. А ты тут одна в трёх метрах...

Старуха медленно опустилась на табурет. Сквозь занавеску в цветочек видела свой сарай — покосившуюся будку с щелями вместо окон. Там сейчас хранились банки с огурцами 2018 года и коляска внучки, которую уже три года как сломала пьяная подруга Сергея.

Крошки от пирога

Дом в Раменском купили ещё при Брежневе. Две комнаты, кухня-пятиметровка и та самая веранда, где Валентина ночевала после инсульта мужа в 2009-м. Когда Алина выходила замуж, старуха отдала им спальню с советской стенкой. Сама ютилась за ширмой из обоев — там же хранила альбомы с фото Петровича и письма сына из Магадана.

— Мам, ты ж сама говорила: «Лишь бы дети были счастливы» — дочь достала из холодильника банку майонеза. На дне белели остатки соуса, похожие на плесень. — Серёжа участок новый охраняет, ему ночью спать надо. А Сашке репетитор по английскому в зуме — ты же понимаешь, времена сейчас...

Валентина смотрела, как зять выносит её чемодан с медикаментами. Внутри стучали пузырьки с корвалолом и фотография, где Алина в первом классе кормит голубей на площади.

Сарайные хроники

К ночи дождь начал стучать по жести крыши. Валентина укрылась вязаным пледом — тот самый, что связала для рождественской ярмарки в 2015. Рядом стояло ведро для протечек, на ящике из-под картошки — икона Николая Угодника с отколотым краем.

— Бабуль, спишь? — дверь скрипнула. В щель просунулась рука с пачкой пельменей «Михайлыч». Внучка Саша, пятнадцать лет, крашеные волосы под кислотную сливу. — Мамка бзики свои гонит. Держи, разогрей в микроволновке... ой, ну ты ж там.

Старуха кивнула. Микроволновка осталась в доме, как и телевизор с каналом «Россия». Она разорвала упаковку зубами — протезы забыла на кухонной полке, рядом с баночкой от аджики, где хранила сдачу за лекарства.

Судный четверг

Через неделю приехал сын из Магадана. Николай втопал в дом в комбинезоне с пятнами мазута:

— Ты совсем охренела, сестрёнка? Мать в сарае, как дворнягу!

Сергей вышел из комнаты в одних семейных трусах. Его живот с татуировкой «Смерть врагам» дрожал при каждом шаге:

— Ты тут не местный, Коля. Сам-то когда в последний раз перевод присылал? А мы тут кормим, поим...

Валентина сидела на старом диване у калитки. В руках сжимала конверт — письмо от соцзащиты об увеличении пенсии на 327 рублей. Из окна доносились обрывки фраз: «ипотека», «частный дом», «место в гимназии».

Последний штрих

К октябрю в сарае появилась буржуйка. Николай прислал пять тысяч, велев «не позорить семью». Валентина мазала щели глиной, смешанной с осколками яичной скорлупы. По ночам слушала, как во дворе Сергей учит Сашу стрелять из пневматики по банкам из-под тушёнки.

В день первого снега Алина принесла термос с чаем:

— Мам, ты не думай, мы тут... — она поправила заколку в волосах, ту самую, что мать подарила на окончание училища. — Весной, может, пристроим тут тепличку. С электричеством...

Валентина кивала. На столе лежала открытка от Коли — билет до Магадана на майские. Рядом — список лекарств, которые надо купить до заморозков. Сквозь щель в двери видела, как зять вешает на дом новый замок с надписью «Не влезай — убьёт».

Снег падал на ржавый таз у порога, где летом квасилась капуста. Где-то в доме заиграла Сашина гитара — нестройно, но громко. Старуха достала из-под подушки фото: 1983 год, она с Петровичем сажают яблоню у крыльца. Теперь это дерево закрывало единственное окно её нового жилья.